Казтабан - [13]

Наибольший дискомфорт вызывали возникающие всё чаще личные темы: было ли это обсуждение, чьи дети на кого больше похожи и насколько мы сами похожи на своих родителей, или рассказы, чьи предки откуда родом. Внутри большой экспедиционной команды потихоньку формировались малые группы – мужская, женская, казахоязычная и лидерская, в которой состояли водители. На одной вечерней стоянке ко мне подошёл Бекзат, весёлый полный парень, автор блога «Біздің Маңғыстауымыз»[34], и после короткого разговора об ухудшающихся по мере отдаления от Актау дорогах между делом спросил: «Сенің руың кім?»[35] Пришлось в очередной раз пытаться без подробностей описывать своё происхождение и невнятно оправдываться. Я снова почувствовал себя одиноким и чуждым этому миру.

Однако мечта увидеть самый невероятный регион Казахстана и крепнущая страсть к путешествиям оказались сильнее закостенелых комплексов. Решив всеми силами сохранять позитив, я не стал покидать экспедицию. К тому же, присмотревшись хорошенько, я понял, что внешняя расслабленность у многих является всего лишь следствием соблюдения социального протокола, нормы которого требуют проявлять терпение. У каждого из нас за жизнь накапливается большой багаж болячек и страхов, и только в пути мы начинаем осознавать, насколько угловатой и неповоротливой становится из-за них наша психологическая оболочка. Исправить это может только планомерная работа, а никак не бегство в коварную зону комфорта.

Впереди экспедицию ждали святые места. Соблюдая правильную очерёдность их посещения – от учителя к ученику, прежде чем ехать к самой знаменитой святыне – мечети Бекет-Ата, сначала мы остановились у некрополя вдохновителя этого суфия – Шопан-аты. Я прочёл в путеводителе, что когда-то в древности здесь пролегал путь караванов, направляющихся в Хорезм. Сейчас в иссохшей долине, обрамлявшей священную гору, стоял, согласно надписи, один из самых больших по территории древних архитектурных памятников Мангыстау.

В путеводителе пояснялось, что здесь расположено около трёх тысяч захоронений, в своё время отличавшихся буйной многообразностью в духе разных эпох. Глядя на разрушенные ветром и временем бесформенные развалины, я никак не мог реконструировать в уме их первоначальный вид.

– А нам вообще можно туда идти? – спросила одна из русских девчонок экспедиции. Она боязливо поглядывала на сосредоточенные лица проходящих мимо паломников. – Я же с крестиком…

– Главное – заходить с уважением, – ответил Бекзат. – Спрячь крестик под одежду и иди. Я вот тоже намаз не читаю, но праху святого человека поклониться хочу.

Бекзат потрепал меня по плечу:

– А Токе вообще технике поклоняется! Видели, как он вчера занервничал, когда я его штатив взял? Кстати, ты помнишь, что внутри снимать нельзя?

– Ты штативом хотел в костре поворошить, – ответил я, пряча фотоаппарат.

Перед посещением святыни нужно было совершить дарет[36]. Хотя в этом безводном, а потому безжизненном крае каждая пролитая капля воды и на счету, но закон об омовении соблюдается строго.

Пока строгий смотритель, встретивший нас после дарета, вёл группу к скале, я размышлял о том, какой колоссальный подвиг пришлось когда-то совершить человеку, чтобы посвятить свою жизнь строительству духовного и образовательного центра в таком негостеприимном месте.

Я смотрел на участников экспедиции, гуськом следующих вдоль захоронений к мавзолею. Разных возрастов, национальностей, интересов и религиозных воззрений, все они одинаково проявляли уважение к наследию святого суфия. Девушки покрыли головы, плечи и лодыжки, мужчины выглядели сдержанными и серьёзными.

Мечеть и гробница Шопан-Ата были вырублены прямо в теле горы. С порога, который с помощью смотрителя все перешагнули правильно, ощущался контраст температур. Раскалённый пустынный зной сменился долгожданной прохладой, и уже через несколько минут стоящий снаружи жар летнего дня забылся.

Слушая запевы ширакши, я радовался, что решил не прерывать свою поездку и теперь могу под разными культурными углами изучить детали пронесённого через века казахского менталитета и побывать в местах, пропитанных живой историей поколений.

Из Шопан-Ата мы по плохой дороге отправились дальше, в мавзолей Бекет-Ата. Машины лихо взобрались на крутой подъём западного чинка Устюрта. Почти перед выездом на ровную поверхность плато я не успел объехать ухаб и с лязгом ударился об него дном. Пассажиры болезненно поморщились – машину было жалко.

– Полегче, Тлек, это тебе не холёные алматинские трассы, – раздался в рации голос другого водителя. Это был кореец Дима, уроженец Шетпе, много лет назад переехавший в Актау. Он лучше остальных был знаком с качеством местных дорог.

Бекет-Ата оказался нарядным и ухоженным и отличался от предыдущего мавзолея почти так же сильно, как в Южном Казахстане различаются между собой мавзолеи Арыстанбаба и Кожахмета Яссауи.

За высокими воротами и красивыми постройками различного назначения открывался обрыв головокружительной высоты, по стене которого спускались и исчезали далеко внизу аккуратные ступени. Многие паломники шли по ним босиком, видимо, чтобы показать чистоту своих помыслов. Я тоже решил разуться и сразу запрыгал по обжигающему ракушечнику, привыкая к его температуре.