Казтабан - [11]

Прогревать машину не хотелось. Казалось, что шум двигателя как-то навредит этому месту, сломает хрупкую тишину и разрушит необъяснимую магию горной ночи. Ещё раз глянув на звёзды, я отправился спать и проснулся уже перед рассветом, чтобы заснять пробуждающиеся вершины.

Собирая технику и поднимаясь наверх, я отметил в себе какую-то новую решительность. Поездка потихоньку подходила к концу, а останавливаться не хотелось. Раньше мне было не по себе уезжать далеко от Алматы. Я боялся выглядеть чужим, не хотел на собственной родине показаться праздным туристом на прогулке, настолько трепетными были мои ожидания: ведь я по-прежнему не знал, где покоятся мои предки и где могу встретить своих родственников, которых, конечно, всё равно не узнаю…

Удивительная природа, открывшаяся мне в этом путешествии, святые места, привлекающие к себе сотни паломников, доброжелательные люди и приятные встречи по-прежнему казались мне бесценным даром, но всё-таки я начал понимать, что теперь не смогу довольствоваться полученным. Я решил взять всё в свои руки и, вернувшись домой, начать сразу планировать следующую поездку. Это решение вызвало во мне необыкновенный прилив сил и подарило радостную уверенность, с которой я и продолжил работу.

По пути в Тараз, небольшой и очень приветливый город, где я договорился оставить арендованную машину, я заехал в мавзолеи Айши-биби и Бабаджи-хатун, с которыми, как и ожидалось, оказались связаны печальные и красивые истории.

Пересаживаясь на поезд и разглядывая улыбчивых пассажиров плацкартного вагона, я размышлял над тем, как много ещё не успел увидеть в этом колоритном крае. Мне непременно нужно будет вернуться, чтобы досконально изучить природу Сайрам-Угамского национального парка и Аксу-Джабаглинского заповедника и обязательно – увидеть балбалы и прикоснуться к памятникам древнетюркской культуры в живописных, почти нетронутых современным человеком святилищах Мерке и Жайсан.

За окном проносились алые маковые моря, но меня уже звали другие земли.

Глава 8. Қиял

Приближалась ночь огней. Духи ущелья суетились, стаскивали отмершие за зиму ветки и складывали их в небольшие костры на вершинах холмов и скал. Им помогали мелкие птицы, ящерицы и суслики. Всё было пронизано возбуждением. Высоко над пиками парил большой чёрный гриф – хранитель ущелья.

Я люблю эти короткие праздники между четырьмя главными днями года: когда Свет и Тьма равны друг другу весной, когда приходит самое долгое Солнце летом, когда Тьма и Свет уравниваются осенью и когда зимой наступает самая длинная ночь[31].

Несколько раз в год духи, животные и люди объединяются для встречи заветных дней. В такие моменты границы между нашими мирами становятся тоньше, и мы лучше друг друга понимаем. В зависимости от времени года на земле появляются разные существа, такие, которых обычно в наших краях не встретишь.

Я тоже стал собирать костёр и, глядя на стайки маленьких светящихся духов, мелькающих в расщелках, вспомнил, как шесть лун назад, в другой похожий праздник, сидел перед огнём на остывающей земле в облетевшей горной роще. Осеннее торжество – брат-близнец ночи огней, но всё-таки очень непохожий на неё брат. Тогда духи появлялись из клубов сумеречной тьмы и большими безмолвными тенями медленно двигались между деревьев. Это были тени ушедших времён и забытых предков, тех, чей род истощился. Они приходили напомнить о себе, а люди и звери стремились задобрить их подарками и расспросить о делах, творящихся в запредельном мире. В ту ночь золотой ворох осенних листьев потихоньку сливался с бурой землёй и праздничные костры стелили над ней влажный, торжественный, горький дым.

А сейчас костры пахли сладкими смолами и давали предвкушение волшебства. Духи появлялись небольшие и очень шустрые, они резвились и озорничали, дёргая меня за одежду и подбрасывая в костёр пригоршни масляных семян, отчего огонь выкидывал наверх горячие языки и посыпал всё вокруг яркими искрами. Это были безобидные шутки: духи искали праздника и общения, дать которое им могли только земные существа. А те, по традиции, просили о хорошей погоде и добром урожае и, заражаясь лихим весельем, ловко перепрыгивали через костры. Вот и теперь в стенах наполняющегося весной ущелья царил шумный праздник.

Собираясь спать, я затушил огонь и хорошо упаковал вещи и еду, чтобы расшалившиеся духи не растащили её до рассвета. В мой сон то и дело врывались огненные всполохи и отзвуки голосов, но в конце концов они утихли, и я растворился в тишине.

Меня разбудила знакомая песня. Лёжа с закрытыми глазами, я пытался понять, где слышал эту удивительную мелодию и почему ласковые слова так сильно отзываются в моей душе. Пел родной голос – он не был маминым, но возвращал меня в детство. Я открыл глаза.

На фоне предрассветного неба надо мной склонилась женщина неземной красоты. Её лицо излучало тёплый свет, а нежный добрый голос, казалось, заполнил собой весь мир. Я понял, что моя голова лежит на её коленях, и рукой она гладит меня по голове. И тут же вспомнил, а точнее почувствовал, что видел её ещё до своего рождения, что знаю её дольше, чем самого себя… Сама богиня-мать сошла со звезды, чтобы разбудить меня этим утром. Умай улыбнулась, прочтя мои мысли: