Казино для святых - [8]
Позади — город, толчея машин, на километры растянутые автомобильные пробки, горький запах солярки, обморочная духота, липкий чёрный асфальт, шелест лениво крутящихся в полдневном мороке шин. Позади — Шереметьево, рамка на входе, звонок («выньте мелочь из карманов!»), первая спасительная прохлада ВИП-зала, глоток минеральной, таможня, регистрация, жёлтые цифры на тёмных страницах табло («да это не наш рейс! вон там — наш!»), снова рамка («и обувь снимать?»), терминальный «рукав», самолёт…
Самолёт в небе. Второй час пути. Поля внизу, зелёные полосы — уже не Россия, должно быть.
Романов вытянул ноги, до сладостного хруста растягивая суставы.
«Тяжело всё время сидеть. Что за жизнь?»
В бизнес-классе, конечно, удобней. Кресла просторней и мягче, подставка под ноги, подлокотники шире, а, главное, больше расстояния между сидениями.
Романову, высокому и широкоплечему, всегда были неудобны тесные пассажирские ряды. Правда, неудобны были в те времена, когда не летал он ещё бизнес-классами, а так, обычными, экономическими.
А ведь в те времена — ох, как же пришлось помотаться по России! Два десятка городов, не меньше, пришлось облететь. А некоторых гостить и по много раз.
А ещё можно вспомнить и кровати в провинциальных гостиницах. Впрочем, на тех кроватях и низкорослому человеку было бы неуютно.
Пару раз, кажется, приходилось и в аэропорту ночевать…
«Завёл шарманку!» — рассердился сам на себя Романов.
Нет, не то, чтобы он сознательно гнал эти воспоминания прочь. Не то, чтобы были они ему неприятны. Просто он считал их проявлением излишней сентиментальности и, отчасти, какой-то потаённой, до конца неосознаваемой и потому особенно опасной жалости к себе, жалости, которую он не терпел и никогда не допускал.
Почти никогда…
«А, может, именно сейчас я себя и жалею? Намучился, бедолага, в кондиционированной машине?»
Все эти дела, закрутившаяся бешеная спешка, неожиданная поездка шефа во Францию…
«Чего засуетился? В начале года же всё оговаривали».
А ещё… Да, он сам уговорил жену уволиться с работы, чтобы больше внимания уделять детям.
«А Ставицкий-то свою жену к себе на фирму устроил!» — возражала супруга.
«Семья молодая…» — возражал Романов.
Хотя шеф не так уж молод. Николаю под пятьдесят. На семь лет его старше. И семь лет они знакомы.
«…молодая. Детей нет. Вот когда появятся, тогда посмотрю, как у него получится их воспитывать, с двенадцатичасовым рабочим днём».
«Да они няни наймут!» — упорствовала супруга.
Помнится, тогда он сказал что-то вроде: «Это их дело! А я не позволю…»
Не позволю, что его детей, Мишу и Танечку, воспитывала не родная мать, а какая-то няня.
Нет уж, давай-ка, мать, ты сама.
«Или, думаешь, доходов заместителя генерального на четверых не хватит?»
Это не упустил случая так вот незаметно, ненавязчиво прихвастнуть.
Хотя, какой там — ненавязчиво. Ира, жена его, всё поняла.
«Опять ты про свои доходы, Ваня? Беда с твоими деньгами…»
Почему беда?
— Слышишь, народ смеётся?
На кресло рядом с Романовым не сел, а как-то тяжело и грузно плюхнулся Виталий Никонов из отдела оперирования.
Живой, энергичный и до крайности (иногда чрезмерно) общительный Виталий (подчинённые его за глаза иначе как «Виталя» и не звали) от выпитого в полёте (и немного — в аэропорту) погрустнел, обычно стремительные его движения стали замедленными и неуверенными, а речь — невнятной, но прежней тяги к общению он не утратил.
Не утратил настолько, что рискнул в таком вот («не парадном», — промямлил Виталий) виде подсесть к начальству.
— Виталь, я ведь и уволить тебя могу за такое непотребство, — с ходу попытался отрезвить его Романов.
Впрочем, он и сам понимал, что попытка будет неудачно.
— Сергеич!
Виталий с провинциально-театральным пафосом приложил ладонь к груди.
— Всё — только бизнеса ради. Расслабляюсь перед выставкой. Настраиваюсь на общение с будущими деловыми партнёрами. Готовлюсь к встрече с землёй Микеланджело, так сказать, Леонардо да Винчи и папы римского Бенедикта…
— Папа — немец, — прервал его Романов. — Надоел ты, дружище Никонов, со своим весельем в рабочее время. То в офисе день рожденья начинаешь в одиннадцать утра отмечать, то в командировке… развеселишься.
— Да я… — начал было Виталий.
— Докладывают мне, докладывают, — прервал его Романов и выразительно постучал по краю подлокотника пальцем. — Нечего оправдываться! Эх, Виталий, кабы не твоя способность, если надо, до полуночи в офисе засиживаться — штрафанул бы тебя пару раз за твои невинные шалости, это точно!
Никонов в демонстративном раскаянии склонил голову, украдкой при этом ухмыльнувшись.
Уж он-то знал, что грозный на вид Романов — не сторонник и не любитель штрафов и увольнений. Хотя при случае накричать, конечно, может.
А вот Ставицкий и накричит, и уволит в пять секунд… Ну, хорошо, не в пять секунд. В положенные две недели. Но непременно уволит.
«Хорошо, что генеральный с нами не летит», — подумал Виталий.
И от этой мысли осмелел и приободрился.
— Так на чем там народ смеётся? — спросил Романов.
Никонов, не поворачивая головы, показал большим пальцем куда-то за спину.
— Лариса зажигает…
«Дался ему этот молодёжный жаргон!» — с раздражением подумал Романов.
«Проклятая планета! Дикий мир: ни пройти, ни проехать. Только вертолётами, а по равнинам — глиссерами на воздушной подушке. Вертолёты, правда, дикари научились сбивать. И глиссеры уничтожать научились… Плохие у них привычки, у этих животных. Дрессирует их кто-то, что ли?».
В этом селении есть обычай: чтобы стать полувзрослым, надо сходить в лес поохотиться на Буку.
В 1980 году на верфи «Мейер» в немецком городе Папенбурге был построен паром, который через четырнадцать лет вошел в историю под именем «балтийский Титаник».В ночь с 27 на 28 сентября 1994 года паром «Эстония» затонул в штормовом Балтийском море на полпути между Таллином и Стокгольмом. Это, пожалуй, единственное, что известно нам достоверно об одной из величайших трагедий бурных 90-х годов двадцатого столетия.Предлагаемый вниманию читателей роман — одно из немногих художественных произведений (а может быть, пока и единственное в своем роде), рассказывающих о неизвестных доселе событиях, предшествовавших этой катастрофе.
Талантливое произведение современного автора в детективном жанре. «Этот чёртов доктор! Что он сделал с этими пациентами? Что за программу он в них вложил? Вы не контролируете его, полковник. Нет! Он водит вас за нос, он дурачит вас, а с вами — и всё Управление. Вы дали ему необходимые ресурсы, финансирование, вы позволили отбирать больных, вы предоставили специалистов по боевой подготовке! …Что они натворят? И где их теперь искать?».
Удивительная и необыкновенная любовно-мистическая история, произошедшая на берегу южного океана, на несколько дней и ночей ставшего местом пересечения реалий земного и потустороннего бытия.
Роман Александра Уварова «Ужин в раю» смело переносит в новое столетие многовековой традиции «русского вопрошания»: что есть Бог? Что есть рай и ад? Зачем мы живем? — и дает на них парадоксальные и во многом шокирующие ответы. На стыке традиционного письма и жестокого фантасмагорического жестокого сюжета рождается интригующее повествование о сломленном ужасом повседневного существования человеке, ставшем на путь, на котором стирается тонкая грань между мучеником и мучителем.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.