Каждый может умереть - [36]

«Пожалуйста, мама, — умоляла она. — Если вы рассердите Марти, он больше не вернется».

Но где Алисия сейчас? Проплакивает Глаза в его номере.

И она, и мальчик. В фешенебельное здание вроде этого детей не допускают. Наверное, утром миссис Мэллоу спустит на него всех собак. Одному Богу известно, что он ей скажет. А он даже не может слегка взгреть Алисию, чтобы отбить у нее охоту жить там, где она не нужна.

Мама позаботилась об этом.

Женщины — сучки, все до одной. Вроде той детки в Малибу, за которую он едва не отмотал срок. Быть бы ему сейчас в Сан-Квентине, или, один черт, в Чино, если бы ее родители не занимали такого высокого положения в обществе, что постеснялись подавать иск. Половая связь с несовершеннолетней и содействие проступку несовершеннолетней, как назвал это их адвокат. А ведь все, что он сделал, не считая того, что трахнул девчонку несколько раз, это купил ей немного выпивки и подначил снять свой купальник.

Откуда ему было знать, что ей всего пятнадцать? Да с такими прическами, как у большинства из них, при том, как они пользуются косметикой и одеваются, вроде той молодой девчонки из номера 34, которая все время работает под Глорию Амес, пока они не покажут тебе своего свидетельства о рождении, ты и не отличишь старшеклассницу от шлюхи.

Когда мимо проходил его официант, он резко поставил стакан на стол, и официант остановился возле кабинки.

— Я очень сожалею, мистер Ромеро.

— Сожалеешь о чем?

— Вам больше не будут наливать.

— Почему?

— Мистер Коловски считает, что с вас уже достаточно.

Жалость к самому себе у Ромеро сменилась агрессивностью.

Он встал в кабинке и для большей устойчивости оперся о стол кончиками пальцев.

— Послушай. Скажи Пэтси…

Коловски появился возле официанта.

— Хватит, Марти, — негромко сказал он. — Дай нам обоим передохнуть. Не создавай мне хлопот.

— А почему бы нет? Что ты сделаешь? Позовешь полицейских?

— Нет, — сказал Коловски все так же тихо. — Им, возможно, потребуется время, чтобы сюда добраться. — Он поднял стартер для бочковых затычек, болтавшийся на правой руке, и хлопнул им по своей левой ладони. — Думаю, я сам смогу с этим справиться. По крайней мере, хочу попробовать.

Ромеро хотел было яростно огрызнуться, но передумал. Он не боялся Коловски, но Коловски — старик. Он, Ромеро, может убить его, если ударит. И к тому же ему прежде доводилось видеть, как Пэтси орудует стартером для бочковых затычек.

— Ну и ладно, — он спасал свою гордость, — да кто вообще захочет пить в твоем паршивом баре?

— Вот и отлично, — кивнул Коловски. — Пожалуйста, помни об этом, Марти. Я знаю, что ты живешь тут неподалеку. Но в следующий раз, когда будешь проходить мимо, скажи себе: «Я не хочу пить в этом паршивом баре».

Послышались негромкие смущенные смешки парочек, сидевших за соседними столиками. Ромеро какое-то время мрачно смотрел на них, потом взял со стола свой счет и сдачу, прошел через весь бар к двери и вышел наружу, в ночь.

Никто, прямо-таки никто не любил его. Он старался быть хорошим парнем. И чего он добился? Его поливали дерьмом. Сначала мама. Потом Алисия. Теперь этот старый полячишка Пэтси Коловски, горе-боксер, которого за всю жизнь ни разу не показывали дерущимся по телевизору, указывает ему, что можно, а чего нельзя.

На углу был винный магазин. Он поправил узел на своем галстуке, убедился, что его спортивный пиджак сидит на нем; как положено, собрался и словно по струнке зашел в магазин, купил бутылку бурбона и упаковку из шести банок пива.

Дорога обратно к Каса-дель-Сол оказалась длиннее и круче, чем он ее помнил. Он весь вспотел, когда проходил в каменную арку. Бассейн выглядел прохладным и манящим. В нем плескалось с полдюжины парочек. Еще столько же расположилось возле открытой двери квартиры с садом мистера и миссис Кац. У всех в этом здании друзей было как собак нерезаных. У всех, кроме него.

Он поднялся по лестнице на балкон второго этажа и, петляя, пошел по нему к своему номеру. Ему послышалось, что Алисия до сих пор плачет. С нее станется. Что он ненавидит, так это ревущих женщин.

Поддавшись порыву, он остановился перед номером 23.

Подъемные жалюзи были закрыты, но сквозь щели пробивался свет. Он слышал, или ему казалось, что он слышит, как играет пластинка Кармен Кавалларо. Возможно, если он извинится перед мисс Арнесс за то, как он вел себя в гараже, манекенщица и ее соседка по квартире выпьют с ним. Одно не вызывало сомнений. Теперь, когда он знает, кто она такая, эта высокая лесбиянка не подумает, что он ее преследует.

Ромеро легонько постучал в дверь:

— Мисс Арнесс.

Когда никто не ответил, он постучал сильнее, потом подергал ручку. Обнаружив, что дверь не заперта, он приоткрыл ее на несколько дюймов и заглянул внутрь.

— Все в порядке, — сказал он хрипло. — Не бойтесь. Я просто хочу извиниться. Вы понимаете. За сегодняшнее утро.

В номере никого не было. Пластинка, которую он слышал, играла не на их проигрывателе. Он открыл дверь до конца и зашел внутрь. Холодный воздух в комнате был густо насыщен благовониями. Пара чулок лежала на подлокотнике кресла. Бра и тонкие трусики висели на спинке кресла. Ромеро с пьяным любопытством потрогал их пальцем, потом отпил из своей бутылки. Пусть даже они лесбиянки, но эти две манекенщицы из номера 23 — привлекательные девчонки. Алисии с ними не тягаться. В конечном счете она лишь маленькая мексиканская детка, с которой бывает удобно время от времени.