Каждый день сначала : письма - [22]
Ведь для этого, для этого нам посылается конец тысячелетия, для оразумления страшным порогом перемены эры, а мы бежим себе в суете дня и знать не хотим, для чего цифры скатываются в нулевую пустоту, чтобы мы могли по шажку, как больные, начинать счет снова.
Кажется, это было самое поучительное из того, что я видел в жизни. Особенно великие греческие города: Иераполис, Эфес, Олимпос, Пергам. Сколько гордости, сколько желания уцепиться за землю, какой циклопический размах! Но только то и выносишь из опыта руин, что Бог гордым противится.
Сняли 20 часов телематериала. Буду пытаться сделать из него получасовой фильм, хотя пока боюсь и думать об этом, потому что оператор был совершенно слеп к христианскому уроку и все норовил снять туризм, бой верблюдов, яхты богатых и прочую чепуху. Ну да поглядим. Изо всех сил желаю тебе покоя и здоровья, ровной работы и душевного света посреди настойчиво темнеющего мира. С нас спрос один — слово и слово. Хочешь не хочешь, можешь не можешь. И наверное, это очень хорошо, потому что не даст потерять себя в обманных замещениях.
В. Курбатов — В. Распутину
22 сентября 2000 г.
Псков
Как твои глаза? Отмучился ли наконец с операциями?
Мы у Марии Семеновны и Виктора Петровича часто вспоминали тебя, и ты, верно, икал. Все было достойно и по-человечески. Два дня мы пожили с В. П. в Овсянке, и он дал мне прочитать три последних рассказа. Они все оказались светлы, как встарь, и это более всего обрадовало меня. Немножко, правда, присочиненные, но на это В. П.: «А где я тебе возьму реальное-то добро? Вот и сочиняю, чтобы самому ухватиться, потому что уж очень надоела чернуха чужая, а более всего своя» (дословно!). Я просил Л. И. Бородина связаться и, может, выпросить рассказы-то.
Потом съездил в Ясную Поляну, где на этот раз все было немного бестолково. Обычно-то солнце, первая осень, улица, лошади, беседы в саду многое спасают, а сейчас дождь загнал в тесноту крошечного зала (других на усадьбе нет), и всё напряглось, стало учено и скрытно, досадно, потому что попробуй о Толстом внятно-то поговори, если тут и церковь, и «не убий»… Да и состав был случаен, как он случаен сегодня везде, потому что размываются границы прежних устойчивых понятий, вытачиваются исподволь. Одно мне было утешение — соседство Миши Петрова, который мне совершенно брат по сердцу, и так мы друг другом и загораживались. Да и Толстой все же всегда держит интонацию семьи и тем собирает нас в живое тело. В Красноярск второй раз не поеду. Сил нет. Да и веры в дело. А без этого ехать грех.
В. Курбатов — В. Распутину
5 апреля 2001 г.
Псков
Сегодня по радио говорят про иркутские метели и чрезвычайное положение. Надеюсь, что ты дома и не обманулся первым теплом и не уехал в деревню?
Я воротился с похорон Виктора Конецкого[61], с которым мы лет 20 дружили. Он, верно, посмеялся бы над торжественностью похорон, но внутренне был бы доволен, потому что хоронили с воинскими почестями — в мундире капитан-лейтенанта, с кортиком на крышке фоба и под андреевским флагом с фуражкой (выше званием), с салютом и церемониальным маршем мимо могилы под «Варяга». А положили хорошо — на Смоленском старом кладбище рядом с бабушкой. И замечательно до отпевания в «Николе морском», где он лежал под иконой, вложенной когда-то в собор его матушкой. На гражданском митинге оркестр грянул: «Я знаю, друзья, что не жить мне без моря, как море мертво без меня».
Я стал староват и часто давился слезами. Особенно когда добрый человек подарил мне фотографию, где мы сидим с Конецким месяц назад, я держу его руки поверх одеяла и он глядит на меня уже оттуда.
А дома уж приглашение в Москву, на вечер памяти Татьяны Глушковой[62] и к Валентине Матвиенко (я — член Комиссии по празднованию 1100-летия Пскова). А усталость такова, что не хочется ни туда ни сюда. Закрыться дома на два поворота ключа и читать потихоньку какие-нибудь письма Алексея Михайловича своему сокольничему о кречетах и ловлях… Как же, дадут тебе почитать…
Тебе-то работается ли? Или тоже, пока Путин в Иркутске сидел, надо было по разным комиссиям и заседаниям ходить?
Говорят, Мария Семеновна Астафьева, выйдя из больницы, взялась энергично править дела Виктора Петровича, гоняя овсянских, противных ей библиотечных девиц по деревне и освобождая их от всех забот по В. П. Нечего тут! Хватит, посидели на шее у В. П. Избу — под музей, в саду — скульптуру, где они вдвоем на скамеечке.
Я, грешный, немного побаиваюсь этой энергии и, стыдно сказать, радуюсь, что живу далеко. По этой же причине отказываюсь и от книги про В. П. для ЖЗЛ. Ведь Марья Семеновна каждое слово будет на просвет смотреть. Да и душа должна отойти на расстояние спокойного, остранённого взгляда.
В. Курбатов — В. Распутину
19 июля 2001 г.
Псков
Звоню в Москву — молчание. Звоню в Иркутск — молчание. А там, в Иркутске-то, беда за бедой. И как раз ведь в твоей избе на Ангаре, где дача-то, поди, в воде плавала. И выплыла ли? И где ты сам был в эту пору? И как сейчас — поправили, обжили? В городе-то летом ведь много не наживешь. Делами задавят.
А я тоже в деревне спрятался. Один молодой писатель псковский подарил дачку. Какие-то у них там несчастья творились, и они бросили ее семь лет назад. Вот и отдал. А там шесть соток и вполне крепкий домик. И вот я кулак и землевладелец. Сижу у открытого окна в сад, где старые голые яблони, как секвойи, упираются в небо и листва только на самой вершине. Весенние морозы сбили цвет, и яблок не будет, но вершины и без них прекрасны.
При строительстве гидроэлектростанций на Ангаре некоторые деревни ушли под воду образовавшегося залива. Вот и Матёра – остров, на котором располагалась деревня с таким же названием, деревня, которая простояла на этом месте триста лет, – должна уйти под воду. Неимоверно тяжело расставаться с родным кровом жителям деревни, особенно Дарье, "самой старой из старух". С тончайшим психологизмом описаны автором переживания людей, лишенных ради грядущего прогресса своих корней, а значит, лишенных и жизненной силы, которую придает человеку его родная земля.
«Ночью старуха умерла». Эта финальная фраза из повести «Последний срок» заставляет сердце сжаться от боли, хотя и не мало пожила старуха Анна на свете — почти 80 лет! А сколько дел переделала! Вот только некогда было вздохнуть и оглянуться по сторонам, «задержать в глазах красоту земли и неба». И вот уже — последний отпущенный ей в жизни срок, последнее свидание с разъехавшимися по стране детьми. И то, какими Анне пришлось увидеть детей, стало для неё самым горьким испытанием, подтвердило наступление «последнего срока» — разрыва внутренних связей между поколениями.
В повести лаурета Государственной премии за 1977 г., В.Г.Распутина «Живи и помни» показана судьба человека, преступившего первую заповедь солдата – верность воинскому долгу. «– Живи и помни, человек, – справедливо определяет суть повести писатель В.Астафьев, – в беде, в кручине, в самые тяжкие дни испытаний место твое – рядом с твоим народом; всякое отступничество, вызванное слабостью ль твоей, неразумением ли, оборачивается еще большим горем для твоей родины и народа, а стало быть, и для тебя».
Имя Валентина Григорьевича Распутина (род. в 1937 г.) давно и прочно вошло в современную русскую литературу. Включенные в эту книгу и ставшие предметом школьного изучения известные произведения: "Живи и помни", "Уроки французского" и другие глубоко психологичны, затрагивают извечные темы добра, справедливости, долга. Писатель верен себе. Его новые рассказы — «По-соседски», "Женский разговор", "В ту же землю…" — отражают всю сложность и противоречивость сегодняшних дней, острую боль писателя за судьбу каждого русского человека.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.