Казак Дикун - [23]

Административное устройство еще только начиналось. В оттепельный предвесенний день 15 февраля 1794 года новый войсковой град Екатеринодар принимал посланцев от всех временных селений. Известные нам Федор Дикун и Никифор Чечик со счета сбились, сколько раз по поручению атамана и судьи пожали руки прибывшим посланцам екатеринодарские вельможи Гулик и Кордовский, на которых возлагалась обязанность подготовить представительную раду по окончательному перечню и размещению кубано — таманских куренных селений.

Главную речь на раде держал Антон Головатый. Он напомнил собравшимся казакам о милостях, снизошедших от матушки — царицы Екатерины, будущем привольном жи- тье — бытье на пожалованных землях, а затем, с предварительного единодушия командно — руководящей тройки, предложил закрепить создание 38 куреней, как то бывало в старой Запорожской Сечи, и еще к ним добавить два куреня — Екатерининский и Березанский.

— Сами должны понять, почему, — басовито гудел судья. — С именем Екатерининского — то в знак нашей любви и признательности, в честь императрицы Екатерины Алексеевны, а Березанский — то в память и почтение подвига черноморских казаков при взятии турецкой крепости Березани.

Грузно повернувшись на крепко сколоченной подставке, Головатый спросил народ:

— Вы согласны с нашим мнением?

Площадь в ответ:

— Согласны!

— Никто не возражает?

— Нет!

В воздух полетели шапки, папахи, трости. Казаки еди — нодушно утвердили реестр создаваемых куреней, порадовало их и то, что несмотря на категорический запрет самовольной порубки леса, все же с разрешения атамана, по его билетам, войсковые лесмейстеры станут отпускать для строительства жилья древесину в необходимых количествах. От поселян требовалось соблюдать июльское предписание атамана о занятии прибрежных кубанских местностей, вблизи пикетов и постов, а не выходить самовольно в степные дали и не основывать там самостоятельные хутора. Основной козырь: предостережение об опасности отрыва от главной казачьей массы ввиду непредсказуемого поведения старообрядцев — некрасовцев, иноверцев — но- гаев, черкесов и иных народов, необходимость противостоять им монолитной силой, сосредоточенной в наиболее выгодных пунктах обороны.

Это было все так. Реальность оставалась реальностью. И все же в подтексте данного требования содержались весьма прозаические интересы казачьей верхушки: оставить для себя в степи нетронутыми все лучшие земли с их речками и лиманами, а затем благополучно поделить между собой. С приездом из Фанагории судьи Головатого мозговая элита войска во главе с ним и занялась в форсированном темпе разрабатывать «Порядок общей пользы» — документ, призванный решить для старшины именно ту самую задачу. Причем, для лидерствующих войсковых вожаков — в первую очередь.

Так что объявленная 15 февраля Чепегой на войсковой раде экстренная поездка в понедельник Великого поста вверх по Кубани избранных товариствами делегатов для «бросания ляс» (жребия), где в натуре селить 40 куреней, представляла собой акцию из той же серии старшинских вожделений.

Спустя несколько дней после названных событий Федор Дикун заглянул в шинок васюринского казака Ивана Прядуна. Невзрачное турлучное заведение под островерхой камышовой крышей с тремя оконцами на белый свет приткнулось за куренными казармами, где образовалась изначальная улица кустарей — одиночек. Тут обосновались ковали, горшечники, сапожники, хлебопеки, портные и иные умельцы.

Поздоровавшись с хозяином, Дикун уселся на лавку за крепко сколоченный стол, врытый в земляной пол.

— Что, Федя, казенные харчи надоели? — с улыбкой

спросил Прядун. — У вас там один кулеш да кулеш. Могу малороссийским борщом угостить.

— Угадал, дядя Иван, — в тон шинкарю ответил Дикун. — Наливай борща, а к нему добавь сала с горчицей, отощал я.

— А для сугрева малость варенухи?

— Лучше взвару. С варенухи у меня изжога, да без компании я горячительное не употребляю.

— А где же твой дружок Никифор Чечик?

— Его кинули на почтовую станцию, и он теперь мотается по трактам.

— Вот оно что. А ты все там же, в строительной команде?

— Там. Скоро, говорят, не то на соляной, не то на рыбный промысел отправят.

Малолюдье Карасунского Кута сказывалось и на шинке. Посетители его навещали в основном вечером, да и то в незначительном числе. А сейчас и обед кончился, и до темна было далеко, потому шинкаря клиентура не одолевала. К тому же подобных шинков возникло уже несколько, на всех едоков и питухов недоставало. Федор же так и подгадал, чтобы подкрепиться наедине, без шума и гама, больше пообщаться с земляком, узнать от него последние новости о Васюринской.

Шинкарь поведал немало и по родному куреню, и в целом по войску. Особливо остановился на последних заседаниях войскового правительства, на которых, как о том говорили ему завсегдатаи шинка, шла дележка земельных наделов между главными войсковыми батьками.

— Кошевой Чепега стал владельцем фруктовых и виноградных садов на Тамани, — вел повествование Прядун. — Они сохранились от турок, пришли в запустение, теперь вот Юзбаши удружил их атаману. Хотя зачем такое бремя одинокому человеку?