Казак Дикун - [24]

— Так у него есть племянник Евтихий Чепега, — вставил слово Дикун.

— Для него, наверное, и старается.

За Чепегой закреплялись наделы по рекам Кирпили и Кочеты, на двенадцать верст от хутора вверх и вниз, а «в степь сколько потребно земли отведено», за Головатым — по обеим сторонам тех же Кирпилей и Кочетов пространственно в тех же размерах, еще ближе — по Карасуну, за Котляревским — по обеим сторонам Бейсуга, от его строящейся мельницы вверх и вниз на десять верст, за прото- 3 Заказ 33

иереем Романом Порохней — по реке Кочеты от гребли кошевого атамана на шесть верст, Мокием Гуликом — по обе стороны гребли на реке Челбас вверх и вниз на четыре версты, ему же отдавался «в вечность» насаженный им сад вблизи Коптевского кордона на куренной джерелиев- ской земле. Секунд — майоры Константин Кордовский и Федор Бурсак становились владельцами значительных наделов по рекам Понура и Челбас, рядом и чуть дальше от них обосновался поручик Данило Волкорез, майор Бурное и другие старшинские чины.

— Это правда, что полковник Чернышев, — задал вопрос молодой васюринец земляку — шинкарю, — отправился в Санкт — Петербург за получением денег на строительство войсковой церкви?

Прядун подтвердил достоверность слухов:

— Царица три тысячи рублей обещала, он за ними и поехал.

Дикун знал, что у полковника было полно родственников в Васюринском курене. Спросил:

— Ну как там поживают Черныши?

— Недурно. Напахали много земли, скотом не бедны.

Позднее Федор и сам, подновив свой гардероб, съездил в свой курень. При посещении семьи Кодашей Федор многим интересовался, спрашивал и сам рассказывал. Запомнились ему впечатления хозяина хаты от поездки на Тамань.

— В конце февраля, — словоохотливо вел разговор Кондрат Кодаш, — я ездил на Тамань с чумаками за рыбой. Как раз потеплело, начиналась весенняя путина. Мы уже загрузились сулой, таранушкой, стерлядкой, обложили льдом поклажу, запаковали в солому и ряднину, тронулись в пугь. У Цокурова лимана остановились на отдых, распрягли волов, заварили уху. И вдруг неожиданно, будто гром загрохотал над лысой горушкой Бориса и Глеба, затряслась земля, заходила ходуном под нами, над той горкой полетели столбы огня, дыма и грязи. Мой супряжник по обозу корсунский казачишко по прозвищу Нетудыхата от испуга забрался под мажару и в панике заголосил: «Ой, рятуйте, пришло светопреставление!» Я ему кричу: успокойся и жди, когда кончится извержение грязевого вулкана. А он будто глухой, ничего не слышит, продолжает кататься под мажарой и оглашенно орать: «Пропала моя бедная голова». Гляжу на него, как он переживает земные и

небесные страсти, аж жалко его стало. Ну, думаю, вконец человек выбился из своей тарелки. Ан нет. Вулкан еще трепыхался, а Нетудыхата из‑под мажары резво подхватился и, держась рукой сзади за шаровары, во весь дух помчался к кустам… Тогда я понял: обойдется с ним, коль бегает, как олень.

Этот забавный эпизод вызвал у Федора, Ксении Степановны и Надии дружный смех. Справившись с ним, Дикун сказал Кодашам:

— А ведь я еще ни разу не был на Тамани. Буду проситься туда. Может, там деньжат заработаю.

По возвращении в Екатеринодар Федор заглянул в войсковую канцелярию, чтобы заполучить ордер к выезду на строительство Бугазской гавани.

Писарчуки творили свое бумажное дело. Один из них в тот момент подшивал в папку большой лист веленевой бумаги, возвращенной от судьи.

— Глянь сюда, — не обращая внимания на стоящего поблизу Федора, пригласил он к себе своего напарника. — Из Константинополя какой‑то Евгений Слепов накатал письмо судье Головатому. Будто там он оказался случайно. Напоминает, что он по квитанции сдал генералу М. И. Кутузову захваченные в Измаиле казаками пушки и морские якоря, ему, мол, за заслуги причитается треть их стоимости. Как ты думаешь, дадут столько?

— А кто его знает, — неопределенно буркнул лохматый канцелярист, уткнувшись в писанину.

Дождавшись Кордовского, Федор высказал ему свою просьбу. Тот повертел в руках инкрустированную трость, недовольно, с пренебрежением принялся отчитывать:

— Почему самочином обращаешься? Кто разрешил?

Дикун сослаться ни на кого не мог, он не испрашивал

разрешения ни у куренного атамана, ни у своего старшины по строительной команде.

— А что, самому за себя разве не можно просить? — сдерживаясь от возмущения, спросил Федор.

— Нельзя, — отрывисто, с непримиримой интонацией отрубил Кордовский. — Не рушь порядок и не мешай работать. Пусть ходатайствует за тебя твой начальник команды.

А тот, когда к нему обратился Федор, сделал удивленное лицо и напрочь отказал в удовлетворении его желания:

— Да ты в своем уме, парень? Куда я тебя отпущу? Приказано бросить все силы на достройку войсковой церкви. Не зря же полковник Чернышев из Санкт — Петербурга привез три тысячи рублей, дарованные матушкой — ца- рицей. И наша команда сюда занаряжена.

Вместе с наиболее сильными молодыми казаками и наемными рабочими Дикун трудился на распиловке могутных кряжей, доставленных сплавом по Кубани из Кавказского наместничества и заготовленных в ближайших лесах. Пильщики работали попарно, меняясь периодически местами: один на подмостях сверху, другой — на земле снизу. Длинное полотно пилы под их плавными усилиями то и знай двигалось со звонким «вжик», «вжик», расплас- товывая бревна на доски нужных размеров. Доски некоторое время выдерживались на просушке, а затем пускались в дело. Этим занимались мастера более высокого класса. Почти ежедневно церковную стройку навещал войсковой протоиерей Роман Порохня, наведывались сюда Чепега и Головатый. Их посещения вызывали очередное взвинчивание не столько темпов работ, сколько нервов мастеров и рядовых трудяг.