Казак Дикун - [14]

На исходе октября добрались до ростовской крепости. Ее земляной вал полукружьем опоясывал возвышенность над Доном, внутри его нес службу гарнизон солдат, находились цейхгаузы с порохом и оружием, провиантские склады. Туда комендант въехать разрешения не дал:

— Вам отведено место в Задонье, вот и спускайтесь к переправе, за рекой устраивайте свой бивуак.

Что ж, выбирать не приходилось. И за то спасибо, что спину переселенцев сверху гарнизон под защиту взял и Дон своей грудью прикрыл. Отдыхали три дня — уж больно намучились в пути. О своем прибытии Чепега известил атамана войска Донского Алексея Ивановича Иловайского. Тот не промедлил с приглашением к себе в гости — в Черкасск, что стоял по Дону выше Ростова — Дмитриевско- го верст на двадцать. Захарий Алексеевич рад был познакомиться с будущим близким соседом, чтобы позаимствовать у него опыт организации кордонной службы, ведь

донцы и терцы раньше, чем черноморцы, пришли на Кавказ, первыми изведали ее нелегкую ношу.

Чепега обошелся малым кортежем — взял с собой полувзвод.

— Отбери казаков помоложе да поприглядистее, — наказывал он племяннику Евтифию, с ревнивой состязательностью надеясь представить их взору Иловайского.

В утренний час, когда над Доном и его обширной лево- бережной поймой еще висел плотный, холодный туман, младший Чепега привел сформированный полувзвод к палатке атамана, доложил о готовности к сопровождению. Кошевой пригласил своих полковников глянуть, каких молодцов подобрал в свиту его племянник. Раза два прошлись вдоль строя.

— По — моему, вид у казаков что надо, — высказал свое мнение Захарий Алексеевич. — По ним вполне можно составить представление в целом о всем Черноморском войске.

— Вот и пусть позавидует Иловайский, — вставил реплику кто‑то из старшин, — что мы не лыком шиты, ни в чем донцам не уступаем.

Имел честь попасть в почетный эскорт Федор Дикун. Он был одет в утепленную короткую свитку синего сукна, из‑под серой смушковой шапки у него броско выбивался темно — русый чуб. За поясом — пистоль, сбоку — отцовская сабля, нигде еще не опробованная им в деле. Ему и его товарищам долго ждать сборов атамана не пришлось. Для него уже был запряжен тот же фаэтон, только лошади стояли иные, сменные, из резерва.

Чепега вскинул свое грузное тело в фаэтон, энергично махнул рукой:

— Трогай!

По прихваченной легким инеем земле застучали колеса атамановской повозки и подковы лошадей. Вскоре фаэтон и группа всадников скрылись за горизонтом. Им понадобилось более двух часов, чтобы добраться до Черкас- ска. Маленький, все еще как следует не обжитой городишко чернел соломой да камышом своих строений, лишь войсковой собор массивной колокольней высоко упирался в загустевшее осеннее небо.

Донцы встретили черноморцев приветливо. В суконном чекмене нараспашку, с красными лампасами на шароварах и в крепких яловых сапогах, пожилой Иловайский молодо и задорно обнимал Чепегу:

— Очень рад принимать дорогого гостя.

Он увел Захария Алексеевича, его племянника и еще двух — трех черноморских старшин к себе в горницу, а над полувзводом охраны взяли попечение подчиненные атамана. Перекинулись несколькими словами и тут же, по русскому обычаю, гостей усадили за трапезу. Помощники Иловайского не ждали напоминаний: они в самый нужный момент подавали кушанья одно вкуснее другого, щедро наполняли стаканы вином.

— Наше, донское, — горделивой ноткой подкреплял Иловайский застольную беседу. — Из своего винограда.

Сопровождающим казакам — черноморцам постой отвели в высоченной полупустой риге с духмяными ворохами сена. И обед тут им устроили. Что происходило в гостиной, какие там произносились слова — это было не на виду казаков. Зато, как обычно, на хорошем слуху. Кто‑то передал одну фразу, кто‑то другую — и вот уже молва становилась всеобщей. К Федору Дикуну и его спутникам тут же дошли известия о том, как после дружных восхищений действиями донского походного атамана Матвея Платова при покорении Крыма, взаимных уверений в дружбе между Чепегой и Иловайским возникла непростая ситуация, грозившая размолвкой. Донской атаман сообщил Захарию Алексеевичу, что согласно поручению князя Потемкина он сдал его Ачуевскую дачу «с рыбными ловлями и соляными озерами, тоже и Ейские рыбные ловли» в откуп донскому казаку Селиверстову. Тот в соответствии с договором от марта 1791 года приступил к освоению участка, построил там рыбный завод, обзавелся целым хозяйством.

— Так ведь князь‑то умер, — чуть было не вспылил Чепега, — и земля та матушкой — царицей отписана нам по указу.

— Охотно верю, — сдерживая себя и свои нервы, начал объяснять Иловайский. — Ейский Кут стал границей с нами только сейчас, а был он, почитай, ничейный. Вот князь и положил на него свой глаз. Мне написал: сдать в аренду, чтобы ему доход приносил. А я, понятно, подыскал расторопного казака — такого, чтоб и князю денежку добывал, и свой карман не забывал.

О себе Иловайский умолчал. Его разбитной порученец пекся о лично ему предназначенной денежной выгоде, пожалуй, больше, чем о Князевой, так как князь‑то был

далеко, а Иловайский — рядом и от него полностью зависела разработка «золотой жилы». Теперь же перспектива на верный барыш затягивалась дымкой неопределенности.