Кайзеры - [131]

Вследствие такого совпадения принципиальных позиций в последующий период освободительных войн собственная роль императора во внешней политике заметно отодвинулась на задний план, и единоличное правление закончилось. Позднее в беседе с царем император сказал, что он управляет своими делами не сам, но его министры действуют лишь в соответствии с его указаниями (Briefwechsel Talleyrand, 87f.). Уже брак любимой дочери императора Марии Луизы с ненавистным завоевателем был делом рук одного лишь Меттерниха. Этим он преследовал цель ослабить всеподавляющий союз между Францией и Россией. Цель была достигнута, и в январе 1811 года, подробно излагая свою программу императору, Меттерних констатировал, что без этой династической связи Австрия едва ли пережила бы новый год.

Программа, которую доложил тогда Меттерних, была впечатляющей и вполне последовательной по содержанию. Было очевидно, что Австрия не в состоянии предотвратить войну между Францией и Россией, что ввиду нехватки сил Австрия не сможет выступить на стороне России и следуя традиции не сможет присоединиться и к Франции, вследствие чего единственным разумным выбором остается нейтралитет (Metternich, NP II, 405ff.), однако нейтралитет такого рода, который сразу же после начала войны перешел бы в вооруженный нейтралитет, а через него — в вооруженное посредничество, что позволило бы сохранить силы, чтобы при соответствующем развитии событий самостоятельно принять решение. В этой программе важная роль отводилась императору, но эта роль была не политической, а моральной: «Характерной особенностью положения Австрии является моральный престиж, который не могут поколебать даже самые неприятные события. Ваше Величество является центром, единственным оставшимся представителем старого порядка вещей, построенного на вечном и неизменном праве. Все взоры обращены на Ваше Величество, и этой роли присуще то, что не может быть заменено ничем» (там же, II, 415). Как известно, Меттерниху удалось провести эту программу лишь частично, поскольку безудержность Наполеона в этой войне сделала невозможным компромисс держав, и освободительные войны закончились тотальной победой союзников и полным уничтожением наполеоновской империи. Все же его последовательные усилия, лавирование и уловки, над которыми так любили издеваться противники, позволили ему добиться очень многого: выгодного договора о союзе с Наполеоном в марте 1812 года, по которому требовалось предоставить всего 30 тысяч человек, остававшихся под австрийским командованием, были обещаны территориальные приращения, и побежденная Австрия фактически становилась равноправным партнером Наполеона — это принципиально отличалось от унизительного договора, который вынуждена была заключить Пруссия. Австрийский корпус под командованием князя Шварценберга вел в этой кампании лишь оборонительные и наблюдательные действия, и в январе 1813 года с Россией было заключено перемирие. В апреле 1813 года Австрия предложила свое вооруженное посредничество, которое было признано всеми державами. За этим последовало продление перемирия с Наполеоном до 10 августа. После вступления Австрии в коалицию (лето 1813 года) все союзные армии оказались под командованием австрийского полководца, хотя численность австрийских войск значительно уступала численности войск других держав (России, Пруссии, Англии, Швеции). И, наконец, к достижениям Меттерниха следует отнести всю фазу войны, которая разыгрывалась в Германии. Его постоянные посреднические предложения Наполеону, согласно которым Франция должна была вернуться к границам 1792 года и в этом качестве служить противовесом России, не смогли предотвратить вступление союзников в Париж, но придали этой войне то течение, в котором была заинтересована Австрия. Германия в этих событиях сыграла значительную роль, но именно благодаря Меттерниху эта роль была совсем иной, нежели та, о которой мечтали идеологи национального возрождения. Калишское воззвание России и Пруссии в марте 1813 года, призывавшее к национально-освободительной борьбе и угрожавшее карами непокорным князьям, было для венских политиков неприемлемым, для Меттерниха оно являлось таким же злом, как и студенты вместе со своими профессорами, литераторами и поэтами всех мастей, следовавшие в обозе прусской армии. Его политика в отношении немецких государств строилась на идее межгосударственного равновесия. Наполеон должен был прекратить оккупацию немецких территорий, захваченных им в 1810 году (прибрежные северогерманские города), по возможности утратить всякое влияние на немецкие государства, находящиеся на правом берегу Рейна, по Меттерниха вполне устроила бы граница по Рейну и Альпийскому хребту. В этом случае Германия будет представлять собой сумму взаимосвязанных буферных государств, над которыми не будут доминировать ни Франция, ни Россия, а руководить ими будут совместно Австрия и Пруссия.

А что же император? Просто смирился с такой постановкой вопросов и удовлетворился ролью морального символа, отведенной ему Меттернихом? Или он сам определял политику, а министр лишь практически проводил ее? На этот вопрос очень нелегко ответить. Сегодня, когда нам известны многочисленные высказывания самого императора и мнения современников, лично соприкасавшихся с ним, ситуация представляется еще более запутанной, потому что к огромному множеству необъективных оценок императора и высказываний о нем добавилось еще большее множество таких же суждений о Меттернихе, который на протяжении более чем столетия был предметом самых ожесточенных дискуссий. Франц I удостоился широчайшего спектра оценок: от слабака, эгоиста и подлеца до человека, с железной твердостью проводившего свою линию и руководствовавшегося нормами права, стоящими выше всяких законов. Если же при оценке опираться не на то, что говорил, а скорее всего, якобы говорил император, а на его поступки, то позицию Франца I удастся определить более или менее точно. Так, станет очевидным тот факт, что после 1809 года император полностью утратил всякую воинственность и приветствовал и брак Марии Луизы и Наполеона, и союз с Францией, принесший Австрии желанную передышку, а побыв в 1812 году в Дрездене, где в то время находился двор Наполеона, даже начал понемногу привыкать к зятю. Тогда для Франца превыше всего был мир, так необходимый его стране, только что пережившей государственное банкротство.