Кавказские амазонки - [15]

Но не один Аммиан Марцеллин ужасался наружности гуннов. Можно сказать, что чувство ужаса было всеобщим и даже предшествовало их появлению. Воинственные вестготы, которым приходилось столкнуться с гуннами, при появлении их на северном берегу Черного моря даже не пытались сопротивляться: большая часть их бежала на Дунай, чтобы испросить у императора Валента разрешения поселиться на берегу этой реки.

Иорнанд, родом гот, историк VI века, описывает гуннов подобным же образом. По его словам, победой над аланами гунны были обязаны не столько своей храбрости, сколько ужасной наружности. В числе особенностей гуннов упоминается также и отсутствие бороды, которое Иорнанд, подобно Аммиану Марцеллину, считает произведенным искусственно.

Приведу еще несколько данных относительно впечатления, произведенного на армян соплеменниками гуннов — монголами.

Вот как описывает их Инок Магакия, армянский писатель XIII века в своей «Истории Монголов»[31]: «Эти первые татары, которые появились в верхней стране[32], не походили на людей; ибо вид их был ужаснее всего, что можно выразить: головы их были громадны, как у буйволов; глаза узкие, как у цыплят; нос короткий, как у кошки; скулы выдавшиеся, как у собаки; поясница тонкая, как у муравья; ноги короткие, как у свиньи. Бороды у них вовсе не было. При львиной силе они имели голос более пронзительный, чем у орла, и появлялись там, где их вовсе не ожидали. Женщины их рождали детей, как ехидны, и кормили их, как волчицы. Смертность у них едва была заметна, потому что они жили по 300 лет и хлеба не употребляли в пищу».

Другой армянский историк XIII века, Киракос, составивший «Историю Армении», описывает наружность татар подобными же чертами: «Вид их был адский и наводил ужас. У них не было бороды, только у иных несколько волос на губах и на подбородке; глаза узкие и быстрые; голос тонкий и острый»[33]. Наконец армянский же историк Стефан Орбелиан, автор «Истории Сиунии», видевший монголов в XV веке, говорит, что «они имеют лицо безволосое, как у женщин»[34].

Из приведенных цитат видно, что отсутствие бороды у монгольских племен обращало на себя внимание всех арийских народов, приходивших в столкновение с этими племенами, и побуждало некоторых из писателей искать в искусственных средствах объяснение этого странного недостатка.

Не меньшее удивление возбуждал также и обычай некоторых кочевых племен носить на голове длинные волосы. Обычай этот, встречающийся ныне нечасто, был прежде общим у многих народов.

Уар-хуни (Ouar-Kliouni), появившиеся в VI веке под именем аваров на границах Византийской империи, имели тот же отличительный признак, которым обладали «все расы внутренней Азии, и в особенности раса турецкая: их волосы падали на плечи в виде двух длинных кос, поддержанных и перевитых лентами. Уар-хуни приняли этот обычай в то время, когда находились под владычеством турков»[35]. Авары носили волосы подобным же образом, у гуннов же волосы были короткие и на лбу обриты[36].

В половине VI века уар-хуни появились в Прикавказских степях, которые в то время были заняты аланами. Желая поселиться около Черного моря, уар-хуни по совету предводителя аланов решились обратиться к императору Июстиниану I. В 559 году депутаты их отправились в Константинополь. Это известие произвело большое волнение. Толпы любопытных сбегались смотреть на посольство, и, при вступлении его в город, окна и крыши, улицы и площади были заняты зрителями. Одежда и язык депутатов, говорит Теофант, были гуннскими, но наружность совершенно особенная: их длинные волосы, заплетенные в косы, возбудили всеобщее удивление[37].

По словам Моисея Каганкатваци, хазары также заплетали в косы свои длинные волосы, вследствие чего византийский император называл их народом косоносцев[38].

Итак, арийцев наиболее поражали две особенности в наружности кочевников: во-первых, отсутствие бороды, которая у арийцев считалась лучшим украшением и отличием мужчин, во-вторых, длинные волосы, заплетенные в косы, составлявшие у арийцев непременную принадлежность и отличительный признак женщины. Прибавив к этим особенностям еще одну, а именно преобладание женского типа в телосложении мужчин у монгольских племен[39], мы получаем ту сумму признаков, которая, как мы видели, дала повод европейцам принять за амазонок американских индейцев. Подобным же путем произошло, по моему мнению, и предание об амазонках кавказских в то время, когда Прикавказские степи и народы, занимавшие их, были известны грекам только по темным сбивчивым слухам, представлявшим тесную смесь истины с вымыслом[40].

Знакомые с рассказами об отдаленных странах, встречающимися у древних писателей, не найдут ничего невероятного в предлагаемом мною объяснении происхождения предания об амазонках: они знают, что молва растет во время пути (fama crescit eundo) и что посредством ее сравнение превращается в тождество, предположение — в факт. Для скептиков же, которым объяснение предания покажется недостаточным, приведу рассказ Моисея Каганкатваци об одном из эпизодов великой борьбы, происходившей между царем персидским Хозроем II Парвизом и византийским императором Ираклием. Эпизод этот — набег, совершенный хазарами в Закавказье по приказанию императора. Хазары, занимавшие Прикавказкие степи, пользовались в то время господством среди многочисленных кочевых племен, и потому предводитель их Джебухакан, родом, по-видимому, гунн, собираясь в набег, уведомил о том, как говорит Моисей Каганкатваци, всех тех, которые находились под его властью: «племена и народы, жители полей и гор, живущие в городе или на открытом воздухе, бреющие головы и носящие косы, чтобы по мановению его все были готовы и вооружены. Джебухакан выступил в поход. Никто не мог сосчитать числа его войск. Первое нападение последовало на крепость Чога, построенную царями персидскими между горой Кавказом и великим морем восточным».