Кавказская война. Семь историй - [8]

Шрифт
Интервал

Жребий был брошен, Петр отправился за Терек. Персидский поход (1722–1723) иногда считают началом Кавказской войны, и на это есть свои причины. Преобразованной по европейским лекалам Нового времени русской армии горцы показались странным противником. Русский царь, уже повидавший разнообразные армии, откровенно недоумевал: «Зело удивительно сии варвары бились: в обществе нимало не держались, но побежали, а партикулярно десператно бились, так что, покинув ружье, якобы отдаваясь в полон, кинжалами резались, и один во фрунт с саблею бросился, которого драгуны наши приняли на штыки».

Удивление горцев было не меньшим. Они прекрасно знали, что русские сражаются храбро, но помнили и то, что под их бешеным натиском строй воинов «белого царя» часто ломался, а в ближнем кинжальном бою горцам не было равных. В столкновениях с петровской армией дагестанские вожди рассчитывали повторить успех Султан-Махмуда в Караманской битве. Однако теперь взломать строевой монолит новой русской армии, закаленной в изнурительной Северной войне, горцам оказалось не под силу. Стремительные и, казалось бы, неудержимые атаки, неожиданно легко разбивались о живой волнолом геометрически правильных построений армии Петра Великого.

Персидский поход показал, что Россия, решившая утвердиться на Кавказе, готова к крайним мерам. Повелитель Утамышского султаната Махмуд гордо отказался от предлагаемого ему российского подданства, а русских посланников убил. Таких обид завоеватели не прощают. Разбив войска опрометчивого Махмуда, русские полки, как писал сам Петр, «…проводили его кавалериею и третьею частью пехоты до его жилища, отдавая контр-визит, и, побыв там, для увеселения их сделали изо всего его владения феэрверк для утехи…». Жечь селения непокорных горцев — так будут поступать многие русские генералы эпохи Кавказской войны.

Железные полки русского царя шли все дальше. Несмотря на взятие такого стратегически важного города, как Дербент, и другие успехи, Петр уже осенью 1722 года решил прекратить поход. Причинами этого были трудности со снабжением армии, падеж лошадей и болезни в войсках. Непривычный климат стал самым страшным врагом петровской армии в Персидском походе. Боевые потери были ничтожны, а вот смертность от болезней — угрожающей. Красноречивы слова из петровского приказа войскам: «…чего надлежит остерегаться в сих жарких краях — дынь, слив, шелковицы и винограда, от которых начинаются тотчас же кровавой понос и протчие смертные болезни…».

Ближний бой


Петр I ушел с основными силами, на завоеванных территориях остались солдаты Персидского корпуса, который продолжал пребывать на берегах Каспия до 1735 года.

К тому времени ситуация в Персии круто изменилась. На небосклон взошла звезда великого Надир-шаха (1688–1747). В американской культурной традиции есть выражение self-made man — человек, сделавший себя сам. Так называют людей, достигших успеха исключительно благодаря собственным усилиям и талантам. Надир был именно таков. Сын простого ремесленника, познавший участь раба, он бежал из неволи и примкнул к одному из отрядов джентльменов удачи, промышлявших на развалинах державы Сефевидов. Храбростью и умелостью в ратном деле он выдвинулся вперед. Вскоре его имя стало известным, а сам он из грабителя с большой дороги превратился в защитника государства: Надир со своим отрядом поступил на шахскую службу и в 1730 году усмирил афганских мятежников. Триумфатор Надир получил от благодарного шаха Тахмаспа II в управление почти половину страны — обширные провинции Хорасан, Мазендеран, Систан и Керман.

Надир возобновил заглохшие было ирано-турецкие войны. Одержав ряд побед, он был решительно настроен продолжать войну, но Тахмасп II от своего имени заключил с турками мир. Надир не покорился и совершил еще один, самый важный шаг на пути к безграничной власти. Против шаха возник заговор, и в августе 1732 года Тахмасп II был низложен. Шахом объявили его малолетнего сына Аббаса III, регентом при котором стал, естественно, Надир. По прошествии трех лет низложенного шаха Тахмаспа и его венценосного сына умертвили. Существует множество версий этого зловещего события, но так или иначе с династией Сефевидов было покончено. В том же году на большом собрании иранской знати, своеобразном курултае персидских вождей, Надира провозгласили шахом. Теперь никто не мог помешать политическим планам нового властителя Исфахана, а они были более чем обширны.

Одной из целей Надир-шаха был Кавказ, подступы к которому продолжал блокировать российский Персидский корпус. Гилян и другие бывшие провинции Ирана, которыми так жаждал владеть Петр Великий, не принесли России каких-либо серьезных торгово-экономических выгод. Напротив, столь вожделенные приобретения оказались убыточны. Торговля шелком была выгодной, но сверхприбылей не давала. В то же время содержание армии на дальних рубежах громадной империи обходилось очень дорого. В начале 1730-х российское правительство приходит к мнению, что петровские приобретения выгоднее отдать Ирану, чем продолжать удерживать за собой.

21 января 1732 года страны заключили Рештский договор, по которому Россия уступала Ирану Гилян, Мазендеран и Астрабад. Взамен распорядители петровского наследия получили гарантии того, что эти территории не достанутся третьей стороне (подразумевалась враждебная России Турция). Также российскому купечеству предоставлялось право беспошлинной торговли в Персии.


Еще от автора Амиран Тариелович Урушадзе
Вольная вода. Истории борьбы за свободу на Дону

Дон и Донская земля издавна были привлекательным, но предельно опасным фронтиром. Сюда русские люди уходили от государственного произвола, долгов, суда и прочих тяжких вин. Здесь обретали свободу, но ставкой была жизнь. Великий царь-реформатор сделал Дон служивой рекой, по нему из Воронежа первый российский военный флот пришел отвоевывать османский Азов. Спустя несколько лет, после того как восстание казаков Кондратия Булавина было потоплено в крови, по вольной воде пустили виселицы. Примириться с этим местному населению было трудно, поэтому борьба за свободу продолжилась.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Петр Первый: благо или зло для России?

Реформаторское наследие Петра Первого, как и сама его личность, до сих пор порождает ожесточенные споры в российском обществе. В XIX веке разногласия в оценке деятельности Петра во многом стали толчком к возникновению двух основных направлений идейной борьбы в русской интеллектуальной элите — западников и славянофилов. Евгений Анисимов решился на смелый шаг: представить на равных правах две точки зрения на историческую роль царя-реформатора. Книга написана в форме диалога, вернее — ожесточенных дебатов двух оппонентов: сторонника общеевропейского развития и сторонника «особого пути».


Цена утопии. История российской модернизации

Почему все попытки модернизации и либерализации России за последние 160 лет заканчивались неудачей? Этот ключевой для нашей истории вопрос ставит в своей книге Михаил Давыдов. Чтобы попытаться на него ответить, автор предлагает обратиться ко второй половине XIX века – времени, когда, по его словам, Россия пыталась реализовать первую в своей истории антикапиталистическую утопию. Власть и часть общества соглашались, что в индустриальную эпоху можно быть «самобытной» великой державой, то есть влиять на судьбы мира, принципиально отвергая все, за счет чего конкуренты и противники добились процветания, и в первую очередь – общегражданский правовой строй и соответствующие права всех слоев населения.


Первое противостояние России и Европы Ливонская война Ивана Грозного

Книга Александра Филюшкина посвящена масштабному столкновению на Балтии во второй половине XVI века с участием России, Ливонии, Швеции, Польши, Великого княжества Литовского, Дании, Священной Римской империи и Пруссии. Описываемые события стали началом долгой череды противостояний России и Европы, определивших характер международного общения последующих столетий. Именно в конце XVI века военной пропагандой были рождены многие штампы и мифы друг о друге, которые питали атмосферу взаимной неприязни и которые во многом живы до сих пор.


Держава и топор. Царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке

Самодержавие и политический сыск – два исторических института, теснейшим образом связанные друг с другом. Смысл сыска состоял прежде всего в защите монарха и подавлении не только политической оппозиции, но и малейших сомнений подданных в правомерности действий верховной власти. Все самодержцы и самодержицы XVIII века были причастны к политическому сыску: заводили дела, участвовали в допросах, выносили приговоры. В книге рассмотрена система государственных (политических) преступлений, эволюция органов политического сыска и сыскная практика: донос, арест, допрос, следствие, пытки, вынесение приговора, казнь или ссылка.