Кавалеры Виртути - [23]

Шрифт
Интервал

— Можем и сейчас.

Звякнули о стол пряжки от ремешка каски. Эрос настороженно поднял голову. Майор встал с кресла, выпрямился и, надевая каску, сказал:

— Разговор этот долгий, а нам уже пора.

Снова обоих обступила ночная мгла. Ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, Сухарский и Домбровский с минуту постояли на месте. Сразу за домом начинался лес — неподвижная стена, вершины которой вдруг коснулся яркий сноп света. Некоторое время лучи скользили по развесистым кронам вязов и буков, потом резко передвинулись влево и провалились куда-то в море. Огромный глаз прожектора, установленного на высокой башне по другую сторону канала, вспыхивал время от времени, и узкая полоса яркого света тщательно обшаривала горизонт. Зато когда она тускнела и гасла, темнота вокруг становилась еще гуще.

Сухарский и Домбровский двинулись по чуть заметной тропинке, тянувшейся вдоль ровной линии деревьев. Миновав темный блок подофицерского казино, они задержались на развилке гравийных дорожек. Сухарский положил руку на плечо капитана и сказал с какой-то особой задушевностью:

— Вот о чем, Францишек, я хочу тебя попросить. Ты хорошо знаешь сложившуюся здесь обстановку. И я тоже хорошо знаю ее. Но в разговорах с солдатами не надо, по-моему, особо касаться этого. Через месяц им предстоит демобилизация, стоит ли их будоражить? Думаю, все еще утрясется, опасность минует нас, и люди спокойно сменят солдатские мундиры на гражданское платье.

Комендант смотрел на черный приземистый силуэт вартовни, смутно вырисовывающийся перед ними. Там находятся сейчас шестеро солдат, шестеро, которые, как и все остальные, пришли в гарнизон на полугодичный срок службы. Их военная жизнь должна была закончиться со дня на день. Многие уже сейчас могли отбыть в свои родные места — Сандомир, Кельце, Скальмежице.

Будто угадав мысли командира, капитан взволнованно проговорил:

— Уверен, Генрик, что до демобилизации дело не дойдет, всем им придется остаться и защищать…

— Знаю, Францишек, что им надо здесь защищать, — торопливо перебил его Сухарский и суховато приказал: — Обойдешь все наши позиции вдоль канала. Встретимся через час в казармах.

Майор тихо свистнул и зашагал в темноту. Эрос выскочил откуда-то из-за деревьев, задержался на миг возле капитана, а потом в несколько прыжков нагнал хозяина. Ощутив его ладонь на своем лбу, пес повилял хвостом и снова нырнул в низкие заросли.

Тропинка была почти невидима, но майор знал каждый метр территории Складницы и находил путь безо всякого труда. Земля приглушала звуки шагов, однако в лесу все время слышались какие-то шорохи, шелестела листва, и тишина не пронизывала здесь все вокруг, не подавляла так, как на открытом месте.

Сухарский свернул вправо, на еще более узкую тропинку, и вскоре достиг земляной насыпи. Не успел он пройти несколько десятков метров, как из кустов, примыкавших к самой насыпи, раздался короткий негромкий окрик:

— Стой! Кто идет?

— Командир.

Щелкнул затвор винтовки. Комендант подошел почти вплотную.

— Устали?

Солдат стал навытяжку.

— Честь имею доложить, не устал, пан майор.

Сухарский разглядывал солдата. Под каской — молодое округлое лицо. Видимо, бритва прикасается к нему не чаще раза в неделю. Фамилии солдата комендант так и не смог вспомнить. Он всегда завидовал капитану Домбровскому, имевшему отличную память.

— Как стреляете? — спросил майор, не называя фамилии.

Глаза под каской оживленно блеснули.

— Докладываю, пан майор, что стреляю хорошо.

На Вестерплятте не было специально оборудованного стрельбища, и майору не приходилось видеть этого рядового во время выполнения упражнений, однако он не сомневался: раз солдат говорит, что стреляет хорошо, значит, так оно и есть. На Вестерплятте не присылали случайных людей. Сюда отбирали лучших среди лучших — превосходно обученных, исполнительных, отлично знающих и добросовестно выполняющих свое дело солдат. Правда, даже эти, самые лучшие, нюхали порох только на маневрах.. И если начнется настоящий бой, кто его знает, как поведут себя эти люди.

— Спокойно у вас? — снова спросил Сухарский.

— Так точно, пан майор. Спокойно, ничего не произошло.

Сухарский кивнул, потом взобрался на насыпь. Когда оглянулся, часового уже не было: тот исчез в кустах. Комендант двинулся дальше. Солдаты, лежавшие в стрелковых ячейках земляного эскарпа, вскочили со своих мест. Коротким движением руки майор заставил их снова; занять боевые позиции и принял рапорт командира.

В полукруге земляного вала были оборудованы блиндажи для пулеметных расчетов. Хорунжий Грычман проводил коменданта к одному из них. Сухарский поднялся на наблюдательный мостик, укрытый в низких молодых елочках. Отсюда хорошо просматривалось пространство за земляным валом, окружавшим пост. В нескольких метрах от этого вала, у самой крепостной стены, с наружной ее стороны, давно уже стоял полицейский пост немцев. За ним как раз и наблюдали сейчас Сухарский и Грычман. Через несколько минут дверь помещения полицейского поста открылась и показались три немецких солдата в касках.

— Они появились вчера вечером, — прошептал Грычман. — Раньше здесь обычно дежурили полицейские, эти же из гданьского хаймвера.


Рекомендуем почитать
Призрак Императора

Он родился джентльменом-южанином и жил как на театральных подмостках, где был главным героем — рыцарственным, благородным, щедрым, великодушным. И едва началась Первая мировая война, рыцарство повлекло его на театр военных действий…


Двое из многих

Роман известного венгерского интернационалиста воскрешает славные страницы революционного прошлого советского и венгерского народов.На документальном материале автор раскрывает судьбы героев романа, показывает, как на полях сражений гражданской войны в СССР воспитывались кадры будущего коммунистического движения в Венгрии, как венгерские интернационалисты приобретали в Советской России опыт революционной борьбы, который так пригодился им в период установления народной власти в своей стране.Книга рассчитана на массового читателя.


Осколок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Зеленые погоны Афганистана

15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул территорию Демократической республики Афганистан. Десятилетняя Афганская война закончилась… Но и сейчас, по прошествии 30 лет, история этой войны покрыта белыми пятнами, одно из которых — участие в ней советских пограничников. Сам факт участия «зелёных фуражек» в той, ныне уже подзабытой войне, тщательно скрывался руководством Комитета государственной безопасности и лишь относительно недавно очевидцы тех событий стали делиться воспоминаниями. В этой книге вы не встретите подробного исторического анализа и статистических выкладок, комментариев маститых политологов и видных политиков.


Да, был

Сергей Сергеевич Прага родился в 1905 году в городе Ростове-на-Дону. Он участвовал в гражданской и Великой Отечественной войнах, служил в пограничных войсках. С. С. Прага член КПСС, в настоящее время — полковник запаса, награжденный орденами и медалями СССР. Печататься, как автор военных и приключенческих повестей и рассказов, С. С. Прага начал в 1952 году. Повести «План полпреда», «Граница проходит по Араксу», «Да, был…», «Слава не умирает», «Дело о четверти миллиона» и многие рассказы о смелых, мужественных и находчивых людях, с которыми приходилось встречаться их автору в разное время, печатались на страницах журналов («Уральский следопыт», «Советский войн», «Советская милиция») и газет («Ленинское знамя» — орган ЗакВО, «Молодежь Грузии», «Молодежь Азербайджана» и др.)


Ровесники. Немцы и русские

Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.