Катриона - [41]

Только, ох, Дэвид Бэлфур, вы ужасная деревенщина.
Ye'll have to win over that, lad; ye'll have to soople your back-bone, and think a wee pickle less of your dainty self; and ye'll have to try to find out that women-folk are nae grenadiers.	Надо вам, дружок, пообтесаться, надо, чтобы вы ступали полегче и чтобы вы поменьше мнили, о своей прекрасной особе; да еще постарайтесь усвоить, что женщины не гренадеры.
But that can never be.	Хотя где уж вам!
To your last day you'll ken no more of women-folk than what I do of sow-gelding."	До последнего своего дня вы будете смыслить в женщинах не больше, чем я в холощении кабанов.
I had never been used with such expressions from a lady's tongue, the only two ladies I had known, Mrs. Campbell and my mother, being most devout and most particular women; and I suppose my amazement must have been depicted in my countenance, for Mrs. Ogilvy burst forth suddenly in a fit of laughter.	Никогда еще я не слыхал от женщины таких слов; в своей жизни я знал всего двух женщин -свою мать и миссис Кемпбелл, и обе были весьма благочестивы и весьма деликатны. Должно быть, на моем лице отразилось изумление, ибо миссис Огилви вдруг громко расхохоталась.
"Keep me!" she cried, struggling with her mirth, "you have the finest timber face-and you to marry the daughter of a Hieland cateran!	-- О господи, -- воскликнула она, борясь со смехом, -- ну и дурацкая же у вас физиономия, а еще хотите жениться на дочери горного разбойника!
Davie, my dear, I think we'll have to make a match of it-if it was just to see the weans.	Дэви, милый мой, надо вас непременно поженить -- хотя бы для того, чтобы посмотреть, какие у вас получатся детки!
And now," she went on, "there's no manner of service in your daidling here, for the young woman is from home, and it's my fear that the old woman is no suitable companion for your father's son.	Ну, а теперь, -- продолжала она, -- нечего вам здесь топтаться, вашей девицы нет дома, и боюсь, что старуха Огилви не слишком подходящее общество для вашей милости.
Forbye that I have nobody but myself to look after my reputation, and have been long enough alone with a sedooctive youth.	К тому же, кроме меня самой, некому позаботиться о моем добром имени, а я и так слишком долго пробыла наедине с весьма соблазнительным юношей.
And come back another day for your saxpence!" she cried after me as I left.	За шестью пенсами зайдете в другой раз! -крикнула она мне уже вслед.
My skirmish with this disconcerting lady gave my thoughts a boldness they had otherwise wanted.	Стычка с этой старой насмешницей придала моим мыслям смелость, которой им сильно недоставало.
For two days the image of Catriona had mixed in all my meditations; she made their background, so that I scarce enjoyed my own company without a glint of her in a corner of my mind.	Уже два дня, как образ Катрионы сливался со всеми моими размышлениями; она была как бы фоном для них, и я почти не оставался наедине с собой: она всегда присутствовала где-то в уголке моего сознания.

But now she came immediately near; I seemed to touch her, whom I had never touched but the once; I let myself flow out to her in a happy weakness, and looking all about, and before and behind, saw the world like an undesirable desert, where men go as soldiers on a march, following their duty with what constancy they have, and Catriona alone there to offer me some pleasure of my days.	А сейчас она стала совсем близкой, ощутимой; казалось, я мог дотронуться до нее, которой не касался еще ни разу. Я перестал сдерживать себя, и душа моя, счастливая этой слабостью, ринулась к ней; глядя вокруг, вперед и назад, я понял, что мир -- унылая пустыня, где люди, как солдаты в походе, должны выполнять свой долг со всей стойкостью, на какую они способны, и в этом мире одна лишь Катриона может внести радость в мою жизнь.
I wondered at myself that I could dwell on such considerations in that time of my peril and disgrace; and when I remembered my youth I was ashamed.	Мне самому было удивительно, как я мог предаваться таким мыслям перед лицом опасности и позора; а когда я вспомнил, какой я еще юнец, мне стало стыдно.
I had my studies to complete: I had to be called into some useful business; I had yet to take my part of service in a place where all must serve; I had yet to learn, and know, and prove myself a man; and I had so much sense as blush that I should be already tempted with these further-on and holier delights and duties.	Я должен закончить образование, должен найти себе какое-то полезное дело и пройти службу там, где все обязаны служить; я еще должен присмотреться к себе, понять себя и доказать, что я мужчина, и здравый смысл заставлял меня краснеть оттого, что меня уже искушают мысли о предстоящих мне святых восторгах и обязанностях.
My education spoke home to me sharply; I was never brought up on sugar biscuits but on the hard food of the truth.	Во мне заговорило мое воспитание: я вырос не на сладких бисквитах, а на черством хлебе правды.
I knew that he was quite unfit to be a husband who was not prepared to be a father also; and for a boy like me to play the father was a mere derision.