Католическая церковь в России (конец IX – начало XXI вв.). - [43]

Иван Сергеевич Гагарин, подводя итоги своей деятельности, а так же деятельности своих коллег «русских иезуитов», говорил следующее: «Когда Россия откажется от слепых предрассудков и от несправедливого законодательства, раскол, удерживающий её в разделении с Католической Церковью, исчезнет, словно снег при первых весенних лучах. И тогда вспомнят о небольшой группе людей, которые были преданы как своей родине, так и своей вере, и трудились ради приближения этого счастливого момента».

Взгляды И.С. Гагарина на объединения церквей разделял и другой русский иезуит – И. М. Мартынов.

Дворянин по своему происхождению, Иван Михайлович Мартынов (1821 -1894) был профессиональным археологом. К сожалению, о жизни этого человека мы имеем весьма скупые сведения. Например, «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» сообщает нам, что «Мартынов, Иван Михайлович – ‹…› в 60-х годах эмигрировал во Францию, обратился в католицизм и, вступив в орден иезуитов, поселился в Версале, где посвятил себя сначала полемике против православия (перевод на русский язык брошюры Гагарина, "La Russie sera-t-elle catholique" и др.), а затем занятиям археологией и историей, преимущественно русской, в интересах католицизма» [339]. Далее в энциклопедической статье следует перечисление заголовков работ Мартынова, в основном на французском языке.

Полагаю, что причина этой незаслуженной «забытости» на родной земле кроется в том, что при царизме такие люди, как русские иезуиты Мартынов и Гагарин были обращены едва ли не в предателей родины. В советское же время, религия, которой были беззаветно преданы оба эти человека, была, в общем и целом, не в почёте в нашей стране. Известно, что переход в католичество для обоих русских князей был сопряжён с потерей прав состояния в России. Если И.С. Гагарин получаемой из России через Голицына хоть какую-то помощь от своих богатых родственников, то Мартынов, в виду бедности своей семьи, не имел и этого дохода.

Преследовала Гагарина и Мартынова так же и проправославно настроенная русскоязычная пресса и печать. В предисловии к этой книге я уже упоминал изданный Петром Артамовым в 1859 году в Париже «Русский заграничный сборник. Как иезуиты красного петуха к нам пустили или развратится ли Россия в латинский католицизм?», где автор сборника обрушивается с критикой на двух русских иезуитов, обвиняя их едва ли не во всех смертных грехах!

Начиная с 1830-х годов, при правлении императора Николая I, отношение государства к католикам вновь ухудшилось. Связано это, в первую очередь, с произошедшим в Польше в тот период времени восстанием за независимость польских земель от царской России. После подавления восстания, наступила жестокая реакция: имперскими властями закрывались католические монастыри и школы, аннулировались браки между православными и католиками. Тайный надзор за католическим духовенством взяло на себя III Отделение Собственной его императорского Величества Канцелярии, осуществлявшее функции политической полиции государства.

Католические иерархи выступили категорически против подобного отношения государства к своим подданным-католикам. В частности епископ Кесслер, осуждая такую государственную политику, назвал Николая I «решительным врагом Католической Церкви, который подавляет религиозную свободу, преследует членов католических орденов и несчастных униатов» [340]. Впрочем, в некоторых российских законах XIX столетия прослеживаются намёки на веротерпимость: «Духовные дела христиан иностранных исповеданий и иноверцев ведаются особенными их духовными управлениями, верховной самодержавной властью к тому предназначенными. Сии управления, в исполнении своих дел и должностей, поступают по правилам и уставам своей веры, но с тем вместе неупустительно наблюдают и государственные узаконения и по долгу верноподданнической присяги охраняют все священные права и преимущества его императорского величества и законы государства» [341].

Впрочем, данная тенденция к укреплению начал веротерпимости более характерна уже для конца XIX века, чем для его начала. Так в Своде законов 1892 года есть такая норма: «Те же правила терпимости, которые сохраняет правительство, обязывают всякую духовную власть и всякое частное лицо иностранного христианского и иноверного исповедания не прикасаться в делах веры к убеждению совести последователей других вер» [342].

Учёным ещё предстоит открыть и обработать зарубежные архивы, чтобы получить объективную картину бытия русских католиков за границей в первой половине XIX века. В пользу моих слов говорит хотя бы тот факт, что, например, Мартынов прожил долгую жизнь, которая, судя лишь по одним заголовкам его статей на французском языке – была весьма плодотворной. Известно, в частности, что ряд его работ был посвящен православному культу и православным святым. В частности, Мартынов писал об использования русского языка в католическом культе [343].

Жизнь оставшегося во Франции Мартынова оказалась более долгой (он умер в 1894 г.), чем жизнь Гагарина (ск. 1882), и, возможно, более плодотворной.

Гагарин и Мартынов были не единственными русскими иезуитами XIX века. В Орден Иезуитов вступил так же их современник, русский дворянин Евгений Петрович Балабин (1815-1895). Е.П. Балабин родился в Санкт-Петербурге. Его отец был военным, состоял в звании генерал-лейтенанта. Мать – по происхождению бельгийка, имела за плечами хорошее образование, увлекалась литературой и принимала у себя дома многих видных литераторов. Евгений Петрович Балабин воспитывался в Благородном пансионе