Католическая церковь и русское православие. Два века противостояния и диалога. - [49]

Как очевидно из последовательного сравнения двух текстов, весьма показательных в том, что касается более или менее официальных позиций Рима и Петербурга, полемика, разгоревшаяся вокруг Litterae ad Orientates Пия IX, отнюдь не двигалась в сторону конструктивной дискуссии. Муравьев среди своих выводов признает, что «кажется, Рим столь ревностно предлагает союз». «Но доколе Римская [церковь], несмотря на все свои отступления от сих канонов будет самонадеянно утверждать, что нет спасения иначе, как под сенью ее патриарха, — Восточная сестра ее, исполненная чувством своего православия, будет только сокрушаться о таком ожесточении и смиренно молить Отца светов, дабы... просветил и соединил опять воедино всю Кафолическую церковь, искупленную кровью единородного его Сына», — этими словами он завершает свое сочинение (с. 64).

К аналогичным выводам приходит и о. Тапарелли д'Адзельо, выражая желание, чтобы пришел, наконец, день окончания трагического раскола и в жизни Церкви и всего мира началась новая эра. Тем не менее он говорит о «верховном понтифике», то есть утверждает существование первенства юрисдикции епископа Рима, которое веками отвергалось в Православной церкви.

Эта диалектическая встреча, насыщенная догматическими спорами между Римской и Русской православной церквами, разворачивалась в обстановке международной напряженности, вызванной восточным кризисом, когда политические противоречия и вооруженная борьба оправдывались идеологическими и религиозными соображениями. Инициативы самой России, призывы Москвы и Петербурга к православным славянам и грекам (как в эпоху Петра I, когда тот в 1710-1711 годах пытался поднять их на войну с Турцией), дипломатические ноты и полемика в печати — все это лишь усиливало страх перед тем, что успех русского оружия может привести к установлению «протектората» России над православными христианами Балкан и Ближнего Востока.

В Риме все тот же о. Тапарелли д'Адзельо, умевший быстро реагировать и тонко чувствовать события, печатает свои комментарии на страницах Civiltà Cattolica, поводом для которых послужило обращение к православным христианам Балкан, выпущенное в тот момент, когда русские войска переходили Прут. В статье он весьма резко спрашивает: «Разве это не удивительно, что в XIX веке разжигается война по религиозным мотивам?». По его мнению, все дело заключается в том, что Россия, «присвоив себе право официального протектората над примерно девятью миллионами греков-схизматиков, подданных Оттоманской Порты, желает приобрести влияние надо всей территорией турецкой империи... она подготавливает политическое объединение Невы с Босфором, которое цари, начиная с Петра и вплоть до нынешнего монарха, уже долгое время рассматривали с плохо скрываемым нетерпением».

Между прочим, идею подобного «протектората» Русской церкви над Греческой отвергали деятели православного мира Балкан, в особенности греки, как показывает, в частности, небольшой труд, вышедший в 1853 году в Афинах под названием De lʹOrient par un Oriental (О Востоке [от лица] некоего восточного). Неизвестный автор подчеркивает, что если такой протекторат будет установлен, то Россия вмешается в дела Вселенского Константинопольского патриархата. Поскольку патриарх управляет Церковью с помощью синода епископов, а тот еще до того, как султан покинет Константинополь, будет составлен главным образом из епископов-славян, то победит панславизм: «Таким образом, свобода мыслей и действий, национальное развитие, настоящее и будущее, сама религия — все это будет управляться духовенством, воспитанным в русской школе. Мы полагаем, что для греков нельзя придумать более тяжкого несчастья».

В это же время Пий IX получает настоятельный призыв принять активное участие в восточном кризисе. К этому его призвал некий барон Укк, личность которого не удалось установить. Он также полагал, что Русская православная церковь готовится к «установлению духовной и одновременно светской победы над своей старшей сестрой, Греческой церковью Константинополя». Судьбы, которые «божественное провидение предначертало всей Восточной церкви», связаны с успехами или неудачами Николая I, которые, соответственно, «окажут влияние и на судьбу Католической церкви».

Поскольку «восточная церковь, укрепившись и воссоединившись, отныне станет смелым, активным и опасным противником Святого Престола и в конце концов добьется уничтожения Католической церкви в Польше», то лучше всего было бы восстановить Византийскую империю и не допустить «поглощения» Константинопольского патриархата правительствующим Синодом Петербурга. В крайнем случае, можно сохранить статус-кво, создав несколько независимых государств. Наконец, совершенно необходимо, чтобы Франция и Австрия, когда наступит мир, «заставили бы русского императора официально и навеки признать великий принцип религиозной свободы и предоставить Католической церкви независимость в своих государствах». Для этого понтифику следует послать письма обоим католическим государям и обнародовать специальное обращение.

Это были действительно оригинальные соображения и предложения, связанные с неудачной попыткой использовать политические средства для достижения религиозных целей церкви по принципу смешения сакрального и профанного, священного и мирского. Однако на самом деле это свидетельствовало о серьезности тогдашнего кризиса и вызванной им путаницы.