Католическая церковь и русское православие. Два века противостояния и диалога. - [42]
«Новейшее государство потому лишь изгоняет государственные религии, что у него есть своя; и эта его религия есть революция» (концепция, прямо противоположная той, которую, по мнению Тютчева, воплощают царь и Святая Русь), поэтому русский писатель считает, что папство не может принять «для своей светской власти условия новейшего государства»: невозможна сделка между папством и революционным началом. Однако помимо этих соображений Тютчев-славянофил полагает, что сохранение светского государства — это «начало смертное и преходящее», которое делает папство «доступным» для ударов революции. Папское светское государство — ахиллесова пята католичества в его взаимоотношениях с православием, это то, что разъединяет и противопоставляет обе церкви и разжигает богословский конфликт между ними. Тютчев пишет: «Из всех учреждений, порожденных папством со времени его отделения от Православной церкви, без сомнения, ни одно так глубоко не отметило этого отделения, ни одно так его не усилило и не утвердило, как светская власть папы. И вот именно на этом-то учреждении теперь и спотыкается папство!».
Тютчев призывает Пия IX принять огромной важности решение: ни в коем случае не позволять использовать себя тем, кто — во главе с Джоберти — надеется, что «тот, кто прежде всего есть епископ, согласится стать гонфалоньером итальянской свободы»; ни в коем случае не допустить, чтобы «новая теократия прежде всего преследовала цели итальянской национальности», и тем самым избежать сетей революции, призывающей к секуляризации восстановленного папского государства. Римская церковь и папство, зараженные чумой темпорализма, должны обратиться к «исходу дивному, светозарному, нечаемому» — к объединению христиан.
«Православная Церковь, — пишет Тютчев, — никогда не отчаивалась в этом исцелении. Она ждет его, рассчитывает на него — не с надеждой только, но с уверенностью... Несмотря на многовековое разделение и сквозь все человеческие предубеждения, Церковь не переставала признавать, что христианское начало никогда не исчезало в римской церкви, что оно было в ней сильнее, чем заблуждение и человеческая страсть... Церковь знает и то, что, как было в продолжение многих веков, так и теперь - судьбы христианства на Западе все еще находятся в руках римской Церкви; и она твердо надеется, что в день великого воссоединения эта Церковь возвратит ей неповрежденным этот священный залог».
Тютчев завершает свое обращение в более унионистском тоне, связанном с политической по сути проблемой светской власти папства, который в чем-то уравнивает полемическую точку зрения, выраженную в окружном послании восточных патриархов. Этот взвешенный подход связан, в частности, и с новым климатом, который начал устанавливаться в отношениях России и Святого Престола после визита Николая I в Рим в 1846 году, когда, как пишет Тютчев, посещая усыпальницу апостолов, «коленопреклоненный царь был не один; вся Россия была там, склоняя колена с ним вместе».
Между тем другое опровержение Litterae ad Orientales пришло с Балкан, из Сербии. И вновь одним из главных действующих лиц был украинский василианин Ипполит Терлецкий.
25 июля 1847 года по благословению Пия IX он отправился в долгое путешествие по Востоку с папским паспортом, скрывая свою истинную миссию и представляясь врачом (впрочем, он и вправду имел медицинское образование). Из Лорето через Анкону он добрался до Корфу, а затем, останавливаясь в Смирне, Бейруте, Яффе и Иерусалиме, приехал в Константинополь и пробыл там довольно долго. Здесь, восстанавливая старые связи с польскими эмигрантами, бежавшими после восстания 1830-1831 года, он знакомится со скрывающимся под именем Садык-паша Михалом Чайкой-Чайковским, главным агентом князя Адама Чарторыйского в Турции, где тот пытался сплотить ряды изгнанников, чтобы развязать войну или поднять восстание, которые могли бы достичь самой Польши. Один из помощников Чайки-Чайковского, Михал Будзинский, пытался настроить Терлецкого против русской политики на Балканах. Поскольку Высокая Порта в любом случае выполнила бы все просьбы Петербурга и поскольку балканские священники, говорил Будзинский, все были «греками по происхождению и по склонностям», возможностей для религиозного проникновения в духе униатства было совсем немного.
Именно в Константинополе Терлецкого застает апостольский делегат Инноченцо Феррьери, привезший Litterae ad Orientates Пия IX для распространения среди православных. Позже, после своего перехода в русское православие, Терлецкий очень резко, полемически отзывался о папском документе: по его мнению, он зародился в глубинах движения за объединение церквей, «направляемого» его же «Восточным обществом», и «был составлен Римской курией не в духе братства и христианской любви, но, напротив, в духе папского абсолютизма»; отсюда и такая реакция восточных патриархов, «которая навсегда закрыла это дело»
