Католическая церковь и русское православие. Два века противостояния и диалога. - [41]
Чувство удивления испытывает и сам Хомяков, о чем мы можем судить по его письму от 1 марта, адресованному Юрию Федоровичу Самарину.
«Конец прошлого года и начало нынешнего показали нам, что никогда нельзя угадать, что откуда возьмется. Пример великолепнейший этой истины находится в окружном послании и в той тревоге, которая поднята им в нашем духовном мире. Кто ждал такого явления? Кто поверил бы, что инстинкт церковной истины дойдет до такого ясного сознания в духовенстве, мало просвещенном и глубоко испорченном внешними обстоятельствами и своей схоластической наукой. То, что мы говорили между собой и чего никто не смел и не мог сказать или напечатать явно, высказывается во всемирное услышание...»
Среди славянофилов, у которых возвеличивание русского православия доходит почти до фанатизма, а отношения с Западом рассматриваются в терминах защиты, особое место занимает Федор Иванович Тютчев (1803 — 1873). «Модный» поэт и дипломат, он был учеником Семена Егоровича Раича, известного латиниста и исследователя итальянской литературы, семилетнее присутствие которого рядом с ним шло вразрез с обычаем русской аристократии нанимать французских гувернеров. С 1822 по 1836 год Тютчев работал в Дипломатической миссии в Мюнхене, где завязал дружеские и интеллектуальные связи с Францем фон Баадером, Генрихом Гейне и Фридрихом Шеллингом (считавшим его «своим лучшим другом»), оказавшими на него огромное влияние. В 1837 году Тютчев был назначен старшим секретарем Российской миссии в Турине, где оставался до августа 1839 года, общаясь с интеллектуалами из Пьемонта, в частности с Сильвио Пеллико; в феврале 1848 года Тютчев был назначен чиновником особых поручений V класса и старшим цензором при Особой канцелярии Министерства иностранных дел.
Как интеллектуальный, так и политический опыт (в особенности — приобретенный в Баварии и Италии) сделал его особенно чутким к проблемам отношений России с католическим Западом. Эти вопросы Тютчев рассматривал и как политический писатель (он печатался в авторитетном Revue des Deux Mondes и других журналах), и как «гражданский» поэт, воспевающий Святую Русь. Так, он опубликовал статью La Russie et la Révolution (Россия и революция, 1848-1849), где выразил убеждение в том, что в Европе между этими двумя силами происходит бескомпромиссная борьба. Отринув всякие околичности, он пишет: «Россия прежде всего держава христианская; русский народ христианин не в силу только православия своих верований, но еще в силу того, что еще задушевнее верования. Он христианин по той способности к самоотвержению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы. Революция же, прежде всего, враг христианства. Антихристианским духом одушевлена революция: вот ее существенный, ей именно свойственный характер».
«Край родной долготерпенья.
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде царь небесный
Исходил, благословляя», —
пишет он в прекрасном, вдохновенном стихотворении. В другом, под названием Море и утес, он радуется: «Но спокойный и надменный, / Дурью волн не обуян, / Неподвижный, неизменный, / Мирозданью современный, / Ты стоишь, наш великан!» Для Тютчева эти волны — волны революции.
Однако, будучи славянофилом-консерватором, даже реакционером, Тютчев полагает, что самому католичеству и папству также угрожает революционный вал, вызванный либеральными нововведениями Пия IX, которые он считает признаком опасного отхода от основ Римской церкви. Так, из статьи La Papaute et question romaine (Папство и римский вопрос), опубликованной в Revue des Deux Mondes 1 января 1850 года, явствует, что Тютчев считает Римскую церковь «корнем Западного мира», а папство — «столпом, поддерживающим на Западе весь тот край христианского здания, что уцелел после великого погрома XVI века», и потому его беспокоит абсурдная и «весьма действительная связь, которою современное римское движение примыкает к общему движению революции европейской».
Другими словами, на фоне той ситуации, в которой оказались Пий IX и кардинал Антонелли, на фоне революционной ситуации в Римской республике, Тютчев, памятуя о былых либеральных «прегрешениях» понтифика, боится, что тот будет стараться хотя бы отчасти следовать тенденции к решительному обновлению, выраженной в действиях Мадзини и выборах 21 января 1849 года в Учредительное собрание. Тютчев согласен, что секуляризация папского государства близка, поскольку это «конечный, неизбежный исход всякой реформы, серьезно и добросовестно проведенной в Римской области», однако настаивает, что «секуляризация при нынешних обстоятельствах не что более, как сложение оружия перед неприятелем, капитуляция».
Врагом, перед которым суждено капитулировать папе, была, по мнению Тютчева, «революция», либеральный мир Западной Европы. В нем папское государство как светская опора церкви и гарант независимости Святого Престола выглядело анахронизмом, реликтом, не затронутым эволюцией, охватившей весь Запад. Как подчеркивает Р. Обер, «секуляризация церковного государства должна была неизбежно привести к секуляризации епископатов, в полном соответствии с духом времени». Поскольку в то время «традиционная форма существования папского государства находилась под ударом со стороны либеральной концепции государства и права народов на самоопределение»
Составляем ли мы вместе с ними одну Церковь? Мы православные и католики? Неужели Православие и Католицизм суть два легких одного тела Церкви Христовой? Следовательно, Христос дышит всеересью папы? Разве отчужденная Западная Церковь, Католичество, не осуждена Церковью, не предана диахронически анафеме? Тогда, можем ли мы беспрепятственно общаться с ними совместными молитвами и единой службой? На эти и многие другие вопросы пытаются ответить авторы настоящей книги.
В книге известного русского зарубежного историка Церкви Н.Н.Воейкова "Церковь, Русь, и Рим" дано подробнейшее исследование истоков, разрыва и дальнейшей судьбы взаимоотношений Латинства и Православия. Глубочайший исторический анализ совмещается с выводами о вселенской значимости и актуальности идеи Русской Православной Монархии, об "удерживающей" миссии Русских Православных Царей и причинах неурядиц в современной России. Книга может использоваться как учебное пособие и как увлекательный исторический очерк для вдумчивого читателя.
В статье рассматривается трактовка образа Девы Марии в ряде стран Латинской Америки в контексте его синкретизации с индейской и африканской религиозной традицией. Делается вывод о нетрадиционном прочтении образа Богоматери в Латинской Америке, специфическом его понимании, связанным с поликультурной спецификой региона. В результате в Латинской Америке формируется «народная» версия католицизма, трансформирующая постепенно христианскую традицию и создающая новую религиозную реальность.
Книга содержит авторское изложение основ католической веры и опирается на современное издание «Катехизиса Католической Церкви».
О том, что христианская истина симфонична, следует говорить во всеуслышание, доносить до сердца каждого — сегодня это, быть может, более необходимо, чем когда-либо. Но симфония — это отнюдь не сладостная и бесконфликтная гармония. Великая музыка всегда драматична, в ней постоянно нарастает, концентрируется напряжение — и разрешается на все более высоком уровне. Однако диссонанс — это не то же, что какофония. Но это и не единственный способ создать и поддержать симфоническое напряжение…В первой части этой книги мы — в свободной форме обзора — наметим различные аспекты теологического плюрализма, постоянно имея в виду его средоточие и источник — христианское откровение. Во второй части на некоторых примерах будет показано, как из единства постоянно изливается многообразие, которое имеет оправдание в этом единстве и всегда снова может быть в нем интегрировано.
В этой книге были собраны интервью, данные им в течение многих лет и опубликованные в различных периодических изданиях. Она была издана впервые в 1968 году. Продано 330.000 экземпляров на 9 языках.
В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)
«Хуберт Зайпель имеет лучший доступ к Путину, чем любой другой западный журналист» («Spiegel»). В этом одно из принципиально важных достоинств книги – она написана на основе многочисленных личных встреч, бесед, совместных поездок Владимира Путина и немецкого тележурналиста. Свою главную задачу Зайпель видел не в том, чтобы создать ещё один «авторский» портрет российского президента, а в том, чтобы максимально точно и полно донести до немецкого читателя подлинные взгляды Владимира Путина и мотивы его решений.
Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему.
В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)