Снимали комнату одну большую мы на всех. И каждый год, примерно в одно время там мы собирались. Своею молодостью и свободой иллюзорной наслаждались. На пляж ходили как свои, без «санаторных книжек». За это регулярно «ставили» охранникам. А Вася, лидер наш, меня звал почему-то Чижик…
Мы пили и гуляли от души! На танцах Вася молодых нас к девкам как приманку подпускал и, выбрав лучшую, её три дня он от себя не отпускал…
Тот Вася гений «съёма» был, и нас он этому профессионально обучил.
Он был врач-терапевт из города из славного, из Харькова. И обожала вся «команда» Васю нашего. Считалось, что любовник он могучий, замечательный. И девки, да и бабы западали на него всегда и окончательно…
Мы тоже там свои «плоды» срывали. У нас любовные интрижки постоянно возникали.
На танцах вслед красавице обычно говорил я:
— Вот эта девушка так мила (или мела)!
И, если обернувшуюся я оценивал как «страшную», то тут же поправлялся:
— Что у неё сломалась метла…
А если это было чудо из чудес, то на рожон я никогда не лез. А завершал я фразу просто. Ведь любовь — это «война». Но я уверен был, что смогу завоевать тот «остров»…
Ведь иногда приходится держать осаду. А «пытка», что претерпеваю я, держась, всегда приводит в райский сад, не в дебри Ада!
Так вот, я говорю, опять я повторяю:
— Ведь в этой жизни, если завоюю я её любовь, то я приобретаю, не теряю!
Я говорю ей вслед:
— Вот эта девушка прелестна, так мила!
Тут она оборачивается, и я вижу, что это — Ангел!
Тогда я добавляю. Очень тихо:
— Хочу, чтобы ногами меня обняла!
Знакомлюсь тут же с ней и «заливаю» байки разные я ей лихо!
Под именем Шекспира вспоминалась одна мне фраза. Её я оценил почти что сразу: «Тот не мужчина, кто, владея языком, Не сможет женщину завоевать легко!»
И девушек на пляже и на танцах регулярно мы «снимали». А через день-другой они уже реально нас ногами обнимали…
Теперь хочу я грустную историю поведать. Ведь грусть всегда — соратница успеха. Но как узнаете историю вы ту, тогда поймёте, что мне, реально, было не до смеха…
Одной я девушке из ГДР пообещал, что научу её кататься на буйке. Придумали мы развлечение такое: когда был шторм, на пляже не сиделось нам, ведь мы искали приключений, и нам было не до покоя! Имею я в виду, конечно, шторм не сильный. И балла три для нас было реально и посильно. Нас местные ребята научили искусству, как из шторма выходить. То фактор важный был. Не зная их, любой бы новичок мог жизнь свою сгубить.
А эта немка, звали её Хайке, не нравилась мне, но я понял, что запала на меня она. Поскольку плавала она отлично, то меня уговорила. Был шторм, на пляже я в тот день почему-то был один. Была она одна. Вошли мы в море и к буйку поплыли. И в море мы одни, реально, были.
Подплыв к буйку, я стал её учить на нём кататься. Тот буй оранжевый был небольшой, на нём был выступ с дыркой, и проходил через неё канат стальной, что буй крепил к фиксатору на дне.
В ту дырку мы обычно палец указательный вставляли, садились на тот буй и крепко между ног его держали[2].
Незабываемые были впечатления! На гребнях волн катались, как с горы! То непередаваемые были ощущения!
Всё это Хайке я на практике реально показал. Буй оседлала, я же рядом пребывал. Отплыл я в сторону, и на буе она каталась. Потом, меня рукою поманив, к себе звала. Я к ней подплыл. Вдруг я почувствовал удар почти что сокрушительный. Буй выскользнул из рук её, мне зуб передний выбив. Я бросил всё и к берегу поплыл решительно…
На следующий день я из Ливадии отправился домой. Увы, уже обезображен был «оскал» мой молодой. А через две недели Хайке мне письмо любовное прислала. Я не ответил ей. Ведь на штифте я зуб себе вставлял. Всё остальное в тот момент меня не волновало…
Глава XX
Меломания. Перемещение № 11
Прекрасное пленяет навсегда.
Китс
Вновь из последней Государь вернул меня «командировки». Спросил меня:
— Ну как дела, прилежный мой «разведчик» ловкий?
Мы пировали после с ним, и я напился пьяный. А с пьяну проболтался про Марьяну.
Сказал ему:
— Я знаю, продолжается со мною этот нереальный «сон». Но, Государь, возможно скоро стану я отцом.
Меня поздравил он, сказав, что настоящий я мужчина, хоть, как и я, он до сих пор скорбит об Анниной безвременной кончине.
— А может быть тебя, мой князь, опять пора женить? Чтобы не прервалась князей любезных Армавирских нить?
Тогда поведал я ему историю, что мне Марьяна донесла. Оказывается, мой «батюшка» ещё девчонкой пяти лет сумел её в рабы к себе забрать, чтоб девкою дворовой, а после и ткачихой воспитать.
А наш сосед Жегловский, светлый князь, девчонку умудрился эту в карты проиграть. Он всю наличность моему отцу спустил и тут же продавать своих холопов допустил.
Отец мой, хоть и пьян был, но сопротивлялся. И в результате в состоянии таком всегда со всеми соглашался…
Так получил ребёнком дивчину-красавицу Марьяну. А мать её ткачихой у Жегловских знаменитою слыла. Звалась она Татьяна. и на коленях она князя умоляла не продавать дитя единоутробное его. Но не хотел он слушать ничего. Татьяна в его доме шила, ткала, стряпала, стирала. И никакого «баловства» себе не позволяла.
Но силой «взял» её Жегловский-князь в её неполные 16 лет. Потом его Татьяна полюбила и родила ему дочурку ровно через пять лет.
