Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек - [9]

 Очень занятна показалась ребятам эта торговля! А вечером, на закате, когда вернувшиеся с полей матери получили своих ползунов такими чистенькими и сытенькими и в таких чистеньких рубашонках и пелёнках, в какие одевали их только по субботам, после бани -- в каждый дом словно заглянул луч благодати Божей. Старшие дети наперерыв рассказывали и о Дуняше, которая так и осталась жить на Катькиной даче, и о том, как Христос блудницу простил, и про торговлю и делёж, который затевал Архип.

 -- Святой он человек, или просто чудак, кто его ведает! -- говорили мужики. -- А всё-таки видно, что человек хороший, толковый, недаром по свету намыкался.

 А сам одноглазый атаман ребячий сидел в это время, отдыхая от трудов дневных, на завалинке со своей бобылкой и, глядя на мерцавшие в небе звёзды, вёл с нею тихую беседу.

 -- И что ты это наделал! -- укоряла она его. -- Уладилось всё хорошо для тебя: и поздоровел ты, и нашёл себе и хлеб и отраду -- так нет, тебе мало! Надо было взять эту девку! Что про тебя все деревенские-то и говорить и думать станут?

 -- Ну, ты это, бабушка, не так! Хочешь, я расскажу тебе, как ученик Христов, тоже вот людских речей испугавшись, от своего Учителя отрёкся и как потом каялся?

 Старушка слушала с умилением и даже плакала. Чудная летняя ночь вызвала на улицу и нескольких соседок. Услыша сквозь ночное затишье, что Архип что-то рассказывает, подошли и они.

 -- Христа с нами теперь нет, -- закончил одноглазый, -- а остались нам только Его заповеди да дела, которые Он нам заповедал. Значит, если я, боясь речей людских, не сделаю доброго дела, то откажусь всё равно, что от самого Христа. Какая Дуняша несчастная, ты сама знаешь, а теперь она ещё и больная! Куда она теперь пойдёт? А в нашем ребяческом деле -- она клад целый! Так-то, родные мои. А коли захочет которая из вас зло про неё говорить -- грех на душу возьмёт, доброе дело отравит.

 И долго и много говорил он ещё с соседками. Они даже про поздний час забыли, теснясь возле него на лавочке или сидя перед ним на земле. И кончилась их беседа тем, что бобылка вынесла для Дуняши свою ещё не совсем старую рубаху, одна соседка притащила свой сарафан на смену, другая передник, а наутро каждая хозяйка, отправляя ребят на Катькину дачу, не поскупилась налить в жбан лишнюю ложку молока, завязать в тряпочку лишнее яйцо да скройку хлеба. Пришлось Архипу посылать им сказать, чтобы они не слишком щедротствовали.

 С тех пор Архип редко оставался на Катькиной даче и то только с большими ребятами, а больше всё бывал с ними в лесу, в болоте или на озере. Сборы у казаков шли отлично. Ребятишки, думая о ножах и лопатах, усердствовали на славу. Семьи их все ещё опасались грибов и от них отказывались, а Архип вместе с ребятишками, с Дуняшей и бобылкой сушил грибы, малину, землянику и чернику, мочил бруснику и морошку, сохранял клюкву, словом, богатело казачество не по дням, а по часам.

 Диву дались деревенские обыватели, когда позднею осенью он выправился в город с целыми тремя подводами, на которые нагрузил кадки с мочёными, и корзины с сушёными ягодами, мешки с грибами, и плетёные ребятишками котомки.

 -- Вот она, сила-то ребячья, что сообща может! -- говорили добрые люди. -- Только куда ты это, дедушка, всё сбудешь?

 -- А вот что Бог даст. Москва да Питер всё съедят.

 А Дуняша за всё лето была тише травы и ниже воды. Хлопотала и работала на Катькиной даче до упаду, но в деревне показывалась редко. Один раз встретился Архипу один из мужиков в большом горе. Его хозяйка, единственная в доме работница, наколола на жниве ногу и слегла. Хлеб начинал осыпаться, а жать его было некому! Архип пошёл домой и сказал Дуняше:

 -- У Рыжиченков хозяйка слегла, сходила бы ты к ней, взяла бы серп да пожала за неё, а я эти дни с золотой ротой опять посижу. Большие-то казаки и без меня в лесу справятся.

 Робко вошла Дуняша в избу Рыжичихи и попросила серп. Та думала, что она просит для себя, и ответила ей жёстко, но когда Дуняша сказала, что идет на её полосу, она чуть не заплакала от срама. Целых пять дней жала у них тихая девушка, а когда кончила, и они хотели заплатить ей, сказала хозяйке:

 -- Ты больная, а я несчастная. Ничего мне не надобно, -- и ушла.

 С тех пор, как где в какой семье случалась беда, бежали на Катькину дачу за Дуней. И поверили ей, и полюбили её люди, но она всё-таки веселой не становилась.

 Архип вернулся из города с ножами, лопатами, граблями, книжками, картинками и гостинцами и, показывая всё это ребятам, сам радовался с ними по-ребячьи. И никто из них не чуял тогда, что и половине этих ножей не бывать в деле!

 Пришла осень, и задалась она в тот год злая и ненастная. Катькина дача опустела, народ убрался с полей, и матери разобрали золотую роту к себе по домам. Дуняша поселилась с дочерью тоже у бобылки в маленькой коморочке, в которой кое-как приладили печку. Но дома она бывала редко: в деревне то у того, то у другого приходила беда либо нехватка в рабочих руках, а даровому труду -- кто не рад! Анюта её уже начинала ходить, и Архип, и бобылка не тяготились ею. И всё шло в деревне обычным тихим зимним деревенским порядком.