Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек - [17]

 Вслед за погорельцами подошли и многие деревенские, которых помиловал Бог от пожара, пришёл и батюшка. В такую ночь всякому было не до сна.

 Слёз и рыданий за столом слышно не было, но тужили все, и каждый рядил и судил по-своему, как быть погорельцам, как из беды выбиться. Батюшка молчал и, словно выжидая чего-то, поглядывал на Архипа, который не ел и, опустя голову, шагал вдоль стола и лавок.

 -- По моему глупому разумению, братцы, -- заговорил, наконец, Архип, -- убиваться и отчаиваться нам всё-таки ещё нечего. Посетил нас Бог бедой, так ведь Он же дал нам и разум, Он же научил и любить друг друга, и помогать один другому в беде. Слава Ему, Создателю, что скот у вас уцелел, и посевы закончены, с этим вся беда с полгоря! О пристанище для вас самих горевать нечего. Дом этот ведь вы же построили для детей своих, теперь же, в нужде, вы же им и воспользуйтесь. Одна семья пусть поселится в избёнке моей бобылки, там, кстати, и хлевок есть, а остальные пять пусть здесь остаются. Тесно, очень тесно будет, да что делать!

 Лицо у батюшки просветлело. Он знал, что две из погоревших хозяек были те самые бабы, которые первые послушались кабатчика и подучили и других матерей не пускать к Архипу ребятишек. Боялся отец Иоанн, что одноглазый, помня обиду, не захочет приютить семьи своих обидчиц, но теперь радостно заговорил:

 -- Ну, вот и слава Богу! И слава Богу! И отлично! А жить им здесь хорошо будет, даже лучше, чем дома, вишь, хоромы какие светлые да уютные!

 -- Хорошо-то оно хорошо! -- вздохнул один из погоревших хозяев. -- Да век здесь не проживёшь, батюшка, а леса-то ноне стали... вишь ты!

 -- Да зачем нам много лесу? -- отозвался Архип. -- Нравится вам такой дом? Ну, мы и вам такие построим. Только делать надо всё сообща, дружественно, по-божески. Без убытку, известно, не будем. Каждому, кто погорел, придется головушки по две скота продать. Ну, да это, даст Бог, годика в два наверстается. А скот теперь, по осени, в цене. На эти деньги купим теперь соломы, благо она дёшева, а зимою лесу, сколько потребуется. Земля теперь ещё не промёрзла. Так давайте с сегодняшнего же дня возить камни на фундаменты. Время ведь теперь у каждого свободное. Заберём с собой ребятишек и женщин, они станут сносить камень помельче к дороге, а мужики одни выворачивать камни покрупнее, а другие свозить их в деревню. Коли примемся за это всей деревней дружно, так до заморозков поспеем. А как же не приняться-то? Как не помочь соседу в беде? Верно я говорю, батюшка?

 -- Еще бы! -- заговорил отец Иоанн. -- Да я первый не только своих лошадей и работника дам, но и сам сегодня же выйду с вами за камнями.

 И долго, и много говорил батюшка такого хорошего, что люди повеселели, и только те бабы, которые обидели Архипа, сидели, понуро опустя головы.

 Когда все поотдохнули, батюшка сходил в церковь, собрал всю деревню колокольным звоном, отслужил молебен и сказал такую проповедь, что после обеда опять вся деревня, как и ради Катькиной дачи, высыпала по полям и лесам за камнем. Только теперь работали уже не только по вечерам и воскресеньям, словно шутки ради, а серьёзно и дружно, и целыми днями. Нужно было построить шесть домов, шесть скотных дворов, шесть овинов, словом, обзавести шесть целых хозяйств, а на это камню немало требуется, и каждый понимал, как важно было добыть его раньше заморозков, чтобы, как только настанет весеннее тепло, можно было приняться за постройку и кончить её до начала покосов.

 Однако, Архип сам за камнем не ходил. Он сидел дома, что-то рисовал и рассчитывал, а когда один из погорельцев побогаче продал своих двух коров, оставя для себя только пару, он занял у него денег, взял трёх парней с подводами и вернулся на дачу с тремя возами толстых досок. Этих же парней приспособил он себе в помощники. Они распиливали ему лес, а он, установя в детской рабочей свой верстак, сделал ещё два станка для тканья соломенных ковров, установил их тут же и засадил за выделку их по три женщины за каждый. Сотканные ковры скатывали вальками и уносили в плетёный домик, тростниковая крыша которого все ещё стояла цельная. От станков и верстака в рабочей стало тесно. Архип перевел погорельцев ночевать на чердак. Под толстой глиняной крышей и от двух толстых почти всегда горячих труб там было тепло и сухо. Пока стояла осень, казаки были днём на работе, а ночью по домам, но знал одноглазый атаман, что зимою и они, и приходившая по вечерам молодёжь затоскуют по уютству Катькиной дачи, а потому и торопил баб, чтобы они скорее наткали ковров хоть столько, сколько нужно их было для домов. И привычные к тканью красён бабы охулки на руки не клали, с каждого станка получалось по пятидесяти аршин хорошего, плотного ковра в день. А сам Архип со своими тремя молодцами неутомимо делал рамы, двери, подоконки, полки, столы, лавки, и чем дальше шла у них работа, тем становилась легче.

 Когда началась зима, и камень был весь свезён, свободные погорельцы ходили к соседям молотить, или возить дрова к Катькиной даче или сено на те соседские дворы, в которых приютили их скотину. А вечером в рабочей детской комнате, из которой уже вынесли ткацкие станки, опять устраивались те же веселые посиделки. Только теперь народу собиралось ещё больше, несли всякую всячину и матери семейств, и пожилые мужчины.