Катилинарии. Пеплум. Топливо - [70]
Профессор. Ах! Прелестно, прелестно! Мариво в разгар войны!
Даниель (обнимая Марину, с горечью). Мариво? Вы хотели сказать, Фатернисс!
Профессор. Вы правы. Как этот сытый буржуа Фатернисс сумел прозреть любовь во всей ее наготе и неприглядности?
Марина (высвобождаясь из объятий Даниеля и отскакивая, гневно). Ну уж нет! Не надо лекций по литературе! Мне холодно, я хочу огня!
Профессор. Мотайте на ус, Даниель, так говорила доисторическая самка, возвращаясь к пещерному очагу.
Марина (оборачиваясь к профессору). Презираете меня, профессор? На здоровье! Вы-то даже в войну не слишком отощали. Будь вам так же холодно, как мне, вы бы меня поняли.
Профессор. Надо вас подкормить, детка.
Марина. Отличная мысль. Что вы мне предложите? Кусочек замороженного трупа? Больше, по-моему, есть нечего.
Профессор (идет к книжным полкам). Постойте-ка… (Берет книгу.) Вот вам лучшая пища: «Честь по чести» Кляйнбеттингена. Вы это проглотите!
Марина. Какой цинизм! (Отворачивается.)
Профессор (подходит к ней, силой поворачивает к себе и сует книгу ей в руки). Уверяю вас, это пойдет вам на пользу.
Марина (смотрит на книгу, как наказанный ребенок). Я ее сожгу. Не буду читать.
Профессор (хочет отобрать у нее книгу, но она крепко держит ее, прижав к животу). Марина! Если жечь, так хоть не эту!
Марина (поворачивается к нему). Ах вот как? У вас есть романы, которые лучше горят?
Профессор. У меня есть романы, которые хуже написаны.
Марина (смеется). Наконец-то я узна́ю, какие книжки вы любите на самом деле.
Профессор (роясь в книгах). Как раз об этом мы говорили перед вашим приходом… Вот! Вот это можете взять. (Привстав на цыпочки, достает два тома.) «Дневники» Стерпениха. (Протягивает ей книги, она не двигается с места.) Ну?
Марина. Этого мало.
Профессор. Как? Ну вы и штучка, я же даю вам две вместо одной.
Марина. Вы соображаете, профессор? Один Кляйнбеттинген стоит больше двух Стерпенихов.
Даниель. Марина!
Профессор. Нет, вы только послушайте эту расчетливую самочку!
Марина. Назначьте сами цену Кляйнбеттингену, профессор. Это вопрос первостепенной важности для мировой литературы. (Профессор, озадаченно улыбаясь, смотрит на полки.)
Профессор. Коль скоро мы начали со Стерпениха, забирайте его «Вечный бой» и три тома переписки с Белиндой Бартоффио. (В руках у него уже шесть толстых томов.) И лучше вам удовольствоваться этим, ваши тоненькие ручки все равно не удержат больше.
Марина. Я вам не доверяю. Положите их на пол. (Профессор кладет книги стопкой, Марина садится на них.) Вот ваш Кляйнбеттинген! (Профессор берет книгу, Марина встает и подхватывает шесть томов.) Стерпених! Как вспомню, что вы заставили меня все это прочесть на первом курсе!
Профессор. Только не говорите, что вы и вправду прочли.
Марина. Прочла, профессор. Я недостаточно умна, чтобы сделать вид, будто читала. Я одолела всего Стерпениха от корки до корки.
Профессор (Даниелю). Нет, вы представляете, Даниель? Оказывается, есть такие студенты, что читают все книги, которые мы им велим прочесть. Знай я это раньше, скорректировал бы список обязательной литературы. (Марине.) Голубушка, мне, право, очень жаль.
Марина. Не жалейте, профессор. Вы даже представить не можете, с каким наслаждением я предам их огню. Когда я читала это четыре года назад, была весна и не было войны: мирные весенние дни я бездарно потратила, продираясь сквозь нечитабельные страницы, о которых вы говорили нам столько хвалебных слов на лекциях. Ни одно аутодафе в мире не было столь заслуженным. До свидания, профессор. До вечера, Даниель. (Убегает.)
Даниель. Она так и ушла в вашем пальто. Я принесу его вам завтра.
Профессор. Оставьте его ей. Ей оно нужнее.
Даниель. Хватит и того, что она забрала у вас всего Стерпениха, профессор.
Профессор. Невелика потеря. И потом, в ее словах есть резон: если она действительно прочла всего Стерпениха, то имеет право на маленькую месть. (Садится на стул, на котором сидела Марина, не выпуская из рук книгу Кляйнбеттингена.)
Даниель. И все-таки мне за нее стыдно.
Профессор. Ну и напрасно. Она ведь сказала правду: женщины страдают от холода сильней, чем мужчины. Я это давно заметил: у восьмидесяти процентов моих любовниц были ледяные ноги. И не только у худышек. Так что, когда я вижу вашу Марину, легонькую, как дуновение, я думаю о ее ногах, об этих ножках, которых ваши ноги будут касаться этой ночью, и содрогаюсь, представляя себе температуру их пальчиков – ужас!
Даниель. Верно, ужас. Но она вела себя просто неприлично!
Профессор. Действительно. Ей это очень идет. Этот тип трогательной красоты особенно выигрышно смотрится в разнузданности. Нам с вами посчастливилось увидеть великолепный спектакль. Согласитесь, он стоил всего Стерпениха.
Даниель. Никогда бы не подумал, что вы так снисходительны.
Профессор. Я не снисходителен. Однако я нахожу, что у вас отменный вкус. Она еще восхитительнее, чем та, что была в прошлом году. Как бишь ее звали? Вылетело из головы.
Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.
«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.
Знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии Претекстат Tax близок к смерти. Старого затворника и человеконенавистника осаждает толпа репортеров в надежде получить эксклюзивное интервью. Но лишь молодой журналистке Нине удается сделать это — а заодно выведать зловещий секрет Таха, спрятанный в его незаконченном романе…
Блистательная Амели Нотомб, бельгийская писательница с мировой известностью, выпускает каждый год по роману. В эту книгу вошли два последних – двадцать девятый и тридцатый по счету, оба отчасти автобиографические. «Аэростаты» – история брюссельской студентки по имени Анж. Взявшись давать уроки литературы выпускнику лицея, она попадает в странную, почти нереальную обстановку богатого особняка, где ее шестнадцатилетнего ученика держат фактически взаперти. Чтение великих книг сближает их. Оба с трудом пытаются найти свое место в современной жизни и чем-то напоминают старинные аэростаты, которыми увлекается влюбленный в свою учительницу подросток.
«Страх и трепет» — самый знаменитый роман бельгийки Амели Нотомб. Он номинировался на Гонкуровскую премию, был удостоен премии Французской академии (Гран-при за лучший роман, 1999) и переведен на десятки языков.В основе книги — реальный факт авторской биографии: окончив университет, Нотомб год проработала в крупной токийской компании. Амели родилась в Японии и теперь возвращается туда как на долгожданную родину, чтобы остаться навсегда. Но попытки соблюдать японские традиции и обычаи всякий раз приводят к неприятностям и оборачиваются жестокими уроками.
В своих новых романах «Тайны сердца» и «Загадка имени» Нотомб рассказывает о любви, точнее, о загадочных тропах нелюбви, о том, как это откликается в судьбах детей, обделенных родительской привязанностью. «Тайны сердца» (во французском названии романа обыгрывается строка Мюссе «Ударь себя в сердце, таится там гений») – это жестокая сказка о судьбе прелестной девочки по имени Диана, еще в раннем детстве столкнувшейся с ревностью и завистью жестокой матери, которая с рождением первого ребенка решила, что ее жизнь кончена.
Семье журналиста Питера Хэллоуэя грозит разорение. Чтобы спасти положение, его жена Гарриет принимает весьма неординарное решение.
О, первые морщинки!Кошмар всех женщин, мечтающих как можно дольше быть юными красавицами!Ну разве не ужасно — однажды посмотреть в зеркало и понять, что ты выглядишь не на двадцать лет?!Жизнь рушится!И вот жена преуспевающего бизнесмена Бренда начинает подозревать, что супруг ей изменяет. Светская львица Нора с ужасом замечает, что на вечеринках и тусовках лучшие кавалеры заглядываются на девиц помоложе. А Камилла просто недовольна собой — и хочет стать похожей на прекрасную модель из глянцевого журнала.Так что же — вперед, к чудесам пластической хирургии?Волшебники-хирурги кого угодно превратят в неотразимую обольстительницу!Может быть, именно вожделенная «вечная молодость» подарит Бренде, Норе и Камилле настоящее счастье?..
Ее зовут Миллисент, Милли или просто Мотылек. Это светлая, воздушная и такая наивная девушка, что окружающие считают ее немного сумасшедшей. Милли родилась в богатой семье, но ее «благородные» родители всю жизнь лгут и изменяют друг другу. А когда становится известно, что Милли — дитя тайного греха своей матери, девушка превращается в бельмо на глазу высшего света, готового упрятать ее в дом для умалишенных и даже убить. Спасителем оказывается тот, кого чопорные леди и джентльмены не привыкли пускать даже на порог гостиной…
Вы пробовали изменить свою жизнь? И не просто изменить, а развернуть на сто восемьдесят градусов! И что? У вас получилось?А вот у героини романа «Танцы. До. Упаду» это вышло легко и непринужденно.И если еще в августе Ядя рыдала, оплакивая одновременную потерю жениха и работы, а в сентябре из-за пагубного пристрастия к всемерно любимому коктейлю «Бешеный пес» едва не стала пациенткой клиники, где лечат от алкогольной зависимости, то уже в октябре, отрываясь на танцполе популярнейшего телевизионного шоу, она поняла, что с ее мрачным прошлым покончено.
Жизнь Кэрли Харгроув мало отличается от жизни сотен других женщин: трое детей, уютный домик, муж, который любит пропустить рюмочку-другую… Глубоко в сердце хранит она воспоминания о прошлом, не зная, что вскоре им предстоит всплыть — после шестнадцатилетнего отсутствия в ее жизнь возвращается Дэвид Монтгомери, ее первая любовь…
Кто сейчас не рвётся в Москву? Перспективы, деньги, связи! Агата же, наплевав на условности, сбегает из Москвы в Питер. Разрушены отношения с женихом, поставлен крест на безоблачном будущем и беззаботной жизни. И нужно начинать всё с нуля в Питере. Что делать, когда опускаются руки? Главное – не оставлять попыток найти своё истинное место под солнцем! И, может быть, именно тогда удача сложит все кусочки калейдоскопа в радостную картину.
Знаменитый писатель, давно ставший светским львом и переставший писать, сатанист-подкаблучник, работающий на мебельной фабрике, напористый нувориш, скакнувший от темных делишек к высшей власти, поп-певица – ревностная католичка, болгарский шеф-повар – гипнотизер и даже советские спортсмены, в прямом смысле слова ушедшие в подполье. Что может объединить этих разнородных персонажей? Только неуемная и язвительная фантазия Амманити – одного из лучших современных писателей Европы. И, конечно, Италия эпохи Берлускони, в которой действительность порой обгоняет самую злую сатиру.
Маленький университетский городок в Альпах охвачен ужасом: чудовищные преступления следуют одно за одним. Полиция находит изуродованные трупы то в расселине скалы, то в толще ледника, то под крышей дома. Сыщик Ньеман решает во что бы то ни стало прекратить это изуверство, но, преследуя преступника, он обнаруживает все новые жертвы…
«Мир глазами Гарпа» — лучший роман Джона Ирвинга, удостоенный национальной премии. Главный его герой — талантливый писатель, произведения которого, реалистичные и абсурдные, вплетены в ткань романа, что делает повествование ярким и увлекательным. Сам автор точнее всего определил отношение будущих читателей к книге: «Она, возможно, вызовет порой улыбку даже у самого мрачного типа, однако разобьет немало чересчур нежных сердец».
Любовь живет три года – это закон природы. Так считает Марк Марронье, знакомый читателям по романам «99 франков» и «Каникулы в коме». Но причина его развода с женой никак не связана с законами природы, просто новая любовь захватывает его целиком, не оставляя места ничему другому. Однако Марк верит в свою теорию и поэтому с затаенным страхом ждет приближения роковой даты.