Каталог оккультных услуг - [16]

Верные Ферн, как они себя называли, жили на острове, пока в октябре не зарядили ливни и не обрушили их палатки. После этого остались лишь самые преданные, в том числе и Мэдж. К тому моменту она уже определенно была по уши влюблена. Нор никак не могла понять, сама Мэдж влюбилась в ее мать или это было желание Ферн, которое не могло не сбыться.

Таков был дар Ферн – внушать всем вокруг что угодно и управлять ими.

По «предложению» Ферн Мэдж сняла со счета деньги, которые копила на поход по Европе, и арендовала пустое помещение под магазин на Извилистой улице. Поставила там карточный стол и табличку «Гадание на руке – пять долларов» и переоборудовала подсобку, чтобы там можно было жить. Потом, когда Ферн посчитала, что Джадд и Апофия слишком привязались к маленькой Нор, и решила съехать из Башни и забрать ребенка с собой, они сделали из крошечного чуланчика детскую комнату. Неважно, что Ферн никогда не стремилась быть матерью. Таков был один из ее принципов: как только она видела, что кому-то чего-то хочется, она должна была сама завладеть этим чем-то, просто чтобы другому не досталось.

Большая часть детских воспоминаний Нор была связана с этим крошечным магазинчиком, чуланом-детской и вереницей странных людей. Некоторых из них она знала только по вычурным именам, которые они придумали себе сами: Песнь Лета, Озеро, Вега, Душица. Она помнила перестук деревянных бусин, когда-то висевших в дверном проеме между главной комнатой и подсобкой, маленькую электрическую плитку с микроволновкой, заменявшие им кухню, и стойку с раковиной, в которой они чистили зубы и мыли посуду. Она помнила драный кожаный диван у стены и то, как легко было поскользнуться, наступив на чей-нибудь спальный мешок. Стены чуланчика, где она спала, были увешаны яркими гобеленами, потолок покрывали пятна от воды. Кроватью ей служил узенький односпальный матрас, занимавший весь пол чулана.

Мэдж заботилась о Нор и стала ей матерью в большей степени, чем кто-либо еще в те годы: это Мэдж обычно укладывала Нор спать, проверяла, что она почистила зубы в раковине и что ее пижаму не пора стирать. Иногда за нее это делали Вега и его партнер Озеро, нежно любивший сказки на ночь. Песнь Лета клала Нор под подушку мешочки с измельченной лавандой и бутонами роз. Душица любила петь ей перед сном: она брала аккорды на мандолине и тихим дрожащим сопрано напевала испанские серенады. Словом, быть матерью ребенка Ферн нравилось всем, кроме нее самой. Вот только желающие находились не каждый день. Иногда она слушала сиплый смех за стенами своего чуланчика и ждала, когда же кто-нибудь вообще вспомнит о ее существовании. В такие дни она укладывалась спать сама.

Хотя Нор всегда засыпала одна, иногда, просыпаясь, она видела уснувшую рядом Ферн. Ей было странно смотреть на спящую мать, тихую и умиротворенную, на то, как ее светлые волосы безвольно лежат на подушке, а под лиловыми веками пролетают сновидения.

Однажды Нор проснулась посреди ночи и увидела, как мать смотрит на нее. Ферн разрезала лицо Нор скальпелями слов, отделяя свои черты от черт отца девочки.

– Вот это, – говорила она, показывая пальцем на ямочку на левой щеке Нор или на изгиб ее брови, – мое. А вот это, – указывала она на переносицу дочери, – твоего отца.

Находя некрасивые черты, она провозглашала, что они достались Нор от Джадд.

Потом Нор изучала свое отражение в зеркале и гадала, найдет ли она свои черты в отце, если когда-нибудь увидит его. В ту субботу она бродила по сельскохозяйственной ярмарке, всматриваясь в лица мужчин и пытаясь отыскать в толпе свой нос.

Другой ночью Ферн растолкала Нор и провела ее через пожарный выход. Они лежали на крыше, и Ферн показывала Нор созвездия – вспоминала настоящие и придумывала новые.

– Ты согласна, что я должна получать все, что хочу? – шептала Ферн. – Что даже звезды должны гореть поярче, правда, Нор? Только ради меня. Только потому, что я так хочу, правда же?

И по мановению ее запястья звезды зажглись ярче. Ночное небо светлело и светлело, пока на него не стало больно смотреть. Когда крыша загорелась, Нор побежала прочь от пламени и запуталась в собственном одеяле, а ее мать рассмеялась жутким визгливым смехом, который эхом разнесся по спящей улице, и не отнимала ладони от языков пламени, пока они не растрескались и не пошли волдырями.

Именно тогда, наблюдая, как Ферн сжигает свою собственную кожу, Нор впервые начала бояться матери.

Шли годы. С острова постепенно уехали еще несколько верных последователей Ферн. Сначала уехала Песнь Лета, а потом – что очень расстроило Вегу – Озеро. Однако лавка Мэдж, получившая название «Ведьмин час», продолжала расти. В их аптечке теперь водились не только всем привычные лаванда, шалфей и чабрец, но и менее известные травы, которые выращивала сама Мэдж. Полынь – обыкновенная и горькая – помогала от сглазов, из пижмы и семян аниса получались хорошие обереги; корни мандрагоры приносили благополучие дому, а календула – сердцу. Конечно, это все не работало, но покупателей это не останавливало.

Пик популярности «Ведьмина часа» наступил, когда они придумали проводить пешие экскурсии. Началось все с хэллоуинской прогулки по кладбищу при свете фонарей. Также они бурно отмечали все языческие праздники, а утром каждого воскресенья в подсобке, где они жили, проходили частные сеансы хиромантии.