Картины эксгибициониста - [42]

Я предложил идею группе, и через неделю мы отправились в студию «Олимпик». Эндрю Олдэм стоит со стартовым пистолетом, готовый дать нам сигнал о начале записи. Вступление церковного органа, записанное на переносной магнитофон в церкви неподалёку, было встречено Олдэмом маниакальным криком, пока он заряжал свой пистолет. От полученной записи мурашки по коже бегали, дело довершил маленький сын ПиПи Арнолд, произнёсший слова Ли Джексона, слишком взрослые для трёхлетнего ребёнка: «Америка обременена обещаниями и ожиданиями, но её погубила рука неизбежного».

Я прописал сверху партию фортепиано, но у нас было мало времени на микширование. Забронированное время в студии истекло, завтра нужно ехать на концерт. Мы оставили Эндрю в студии, предварительно договорившись вернуться туда и смикшировать «Америку» в течение двух недель. Мы решили, что нашу версию стоит назвать так: «Америка: Вторая поправка», имея в виду право носить оружие.

Баз, наш роуди, возил нас по Англии вдоль и поперёк. Иногда нам удавалось поймать радиостанцию. BBC строго соблюдала директивы музыкального профсоюза, который настаивал на том, что оркестр английского радио сыграет намного лучше последние хиты. Поэтому обычной практикой считалось услышать свежие записи Beatles в исполнении эстрадного оркестра. И что за сюрприз — услышать запись «Америки» в оригинале, учитывая, что мы её не закончили.

Как это могло случиться? Конечно, нам было приятно услышать себя по радио, мы едва сдерживались, но микс был просто ужасный. Мы позвонили в Immediateза разъяснениями. Нам сказали, что Олдэм проторчал в студии всю ночь и самостоятельно смикшировал запись. Ему не терпелось выпустить её как можно быстрее. Я был взбешён, но уже ничего нельзя сделать: десять тысяч копий сингла отпечатаны и находятся на пути в магазины.

Мы старались скрывать свою злость на звукозаписывающую компанию. Мы не показывали своего разочарования от того, что случилось с Великой страной, которую посетили несколько месяцев назад. Однако, неожиданно нам выпал шанс выразить оба чувства. 26 июня 1968 года в королевском Альберт–холле состоялся концерт в честь Года прав человека и Дня свободы Южной Африки, а также в помощь Международного фонда защиты и помощи для Южной Африки.

В концерте приняли участие Сэмми Дэвис Мл., оркестр Джона Дэнкворта с солисткой Клео Лэйн, Джули Феликс, семья Альфа Гарнетта (из комедийного телесериала «Пока смерть не разлучит нас» с Уорреном Митчеллом в главной роли. В США снимут свою версию под названием «Все в семье»), а также Джонатан Миллер. Нас включили вероятно потому, что продюсера (Тед Котчефф, который много лет спустя выпустит первый Рэмбо с Сильвестром Сталлоне) убедили, что The Nice представляют собой наиболее респектабельную часть английской поп–сцены, и мы наиболее подходящие кандидатуры среди многочисленных известных групп. Даже наше название звучит благопристойней, чем «Животные» (The Animals) или «Камни» (The Stones).

Черт возьми! Как они ошибались! Я два дня перед концертом усиленно практиковался, пробуя себя в «дриппинге»[29]. Я притащил к себе в спальню большой холст и два спрея с краской (красную и синюю). Семь красных полос нарисовать оказалось легко. Пятьдесят звёзд — немного сложнее, пока я не нашел выход. В конце концов, чтобы добиться нужной реакции и максимального эффекта, нужно работать быстро.

Самый разгар шоу, я рассматриваю сцену Альберт–холла, украшенную органом, барабанами, басом и гитарой из первых рядов. Выглядело всё вполне невинно. Ко мне подошёл Эндрю Олдэм и присел рядом. Я уже был с ним в плохих отношениях и то, что он сказал, не помогло.

— Продюсеру и администрации известно о твоей затее. Я бы стал этого делать.

Я был шокирован. Вот сидит экс–менеджер одной из самых известных групп, Rolling Stones — группы, известной тем, что они прилюдно мочились на стену бензозаправки и засовывали шоколадные плитки в интимные отверстия одной певицы. И он мне трусливо говорит, что рисование звёздно–полосатого есть что–то оскорбительное. Он продолжал говорить, что риски слишком велики, так как в зале находятся несколько известных американских генералов, и если я не отступлюсь от задуманного, то за последствия он не отвечает.

В гримёрке, по мере того, как приближалась наша очередь, на меня продолжали наседать и остальные участники группы: все начали реально беспокоиться.

— Послушайте, ничего страшного. Это всего лишь картина, вашу мать. Всё понарошку, — отвечал я.

На сцене пел и танцевал Сэмми Дэвис. Настала наша очередь.

«ЛЕДИ И ДЖЕНТЛЬМЕНЫ… THE NICE!»

Выход на сцену остался в моей памяти особым моментом. Не только из–за того, что в зале присутствовали сотрудники американского посольства и генералы, но самое главное — мои родители и бабушка.

Несколько вежливых хлопков, и мы принялись играть вещи из первого альбома плюс немного импровизации.

— Браво! Браво! — кричала аудитория.

Мы полностью завоевали сердца слушателей, и, наконец, настал час последнего номера — «Америки».

Белый пустой холст находился на месте, и я поднялся по ступенькам к большому органу Альберт–холла. Мы выложились на все сто процентов, вступление из Дворжака гремело под готическими стенами сооружения; Ли, Дэйви и Брайна приняли эстафету, выдав упругий и чёткий ритм.