Картины эксгибициониста - [18]
— А что они делают?
— Не бери в голову, просто попробуй.
Я отказался и меня подняли на смех.
Перед выступлением в «Marquee» Стю выкурил особенно большой косяк. Мы отыграли первый номер, и Стю вдруг обнаружил, что не подключил бас к усилителю. Когда он наконец услышал себя, то так обрадовался, что стал прыгать по сцене, совершенно забыв о низких потолках. Один слишком высокий прыжок, и Стю без сознания лежит на полу. Бэнд продолжает играть. В конце концов он пришел в себя и смог играть в горизонтальной, зато статичной, позиции. Должен отметить, что Гэри был не слишком доволен. После концерта в гримёрке произошла ссора, ставшая началом конца пребывания в группе Уинса и Стю. Рикки Фарр, брат Гэри, взял бразды правления группой, хотя официально не являлся менеджером. Тони Секунда официально был нашим менеджером, после того, как Джорджио Гомельски сосредоточился на The Yardbirds. Но все–таки наше агентство регулярно отправляло нас в турне.
Это произошло в четверг, 18 ноября 1965–го года. Мне уже исполнился двадцать один год. В то время были очень популярны сборные турне. Расходы минимизировались за счёт общего оборудования и одного автобуса. Главными звёздами «Марки–шоу» были Manfred Mann и The Yardbirds (с Джеффом Беком на гитаре). На разогреве выступали Пол и Брайан Райаны, а также сатирическое поп–трио The Scaffold с братом Пола МакКартни Майком. Goldie and the Gingerbreads иногда замещали Инес и Чарли Фоксов. Мне стыдно признаться, но я любил Goldie and the Gingerbreads. У них был хит под названием “Can't You Hear My Heartbeat?” («Разве ты не слышишь, как бьется моё сердце?»), а Марго очень посредственно играла на басовых педалях Хаммонд–органа. Наконец, список замыкали The Mark Leeman 5, чей барабанщик Брайан Дэйвисон волею судьбы в будущем присоединится к моей группе The Nice.
Вот как вспоминает Брайан тот тур:
Манфред Мэнн и Кит обычно первыми выходили из автобуса, чтобы проверить своё оборудование. Кит тогда был ещё совсем молокососом. T–Bones были в нижней части списка, но Киту не нравилось играть второстепенную роль в группе. Гэри я запомнил больше, чем Кита. Он пригласил меня к себе в гримёрку и предложил выпить сидр. Я был польщен, пока не попробовал его. Я подавился и меня вырвало. Сидр смешали с метиловым спиртом!
Manfred Mann закрывали шоу, потому что у них было больше хитов. «Doo Wah Diddy Diddy» был одним из них. «There she goes just a–walking down the street, singing…» (Вот она идет по улице, напевая…) и «Shaking her ass with her knickers round her feet, singing…» (Аппетитно покачивая туго обтянутой трусиками попкой, напевая…). Наблюдая за их выступлением из зала, я никак не мог понять, почему тот же инструмент звучал громче, когда Манфред играл на нем. Добрый роуди рассказал, что видел, как Манфред убавлял громкость усилителя Leslie перед выходом T–Bones. Перед последним концертом тура я врубил его на полную мощность, и мы затмили всех. Манфред Мэнн больше со мной не разговаривал.
Джефф Бек был неотразим. Без всяких примочек типа фузза он создавал необычные звуки на своей гитаре. Он явно разочаровался в поп–ориентированных Yardbirds. Я симпатизировал Джеффу, тем более, что T–Bones двигались в том же направлении.
Нужно было серьезно подумать над тем, как зарабатывать больше двадцати фунтов в неделю, которые платила нам контора. Гэри и его брат Рикки стали искать замену Уинсу и Стю. Я был в группе меньше года, и мне казалось, что всё разваливается. Газета The Argus написала 14 января 1966 года:
Окончательный разрыв между участниками оригинального состава произошел в прошлом месяце. Гитаристы Стюарт и Уинстон были уволены, их заменили два парня из Лондона. Теперь Gary Farr and the T–Bones не могут называться брайтонской группой.
Они немного перепутали: один из парней был не из Лондона, а с севера — джорди[9]. Он стал моим многолетним другом, Ли Джексон.
Мы с Брайаном Уокли наблюдали за переменами, инициатором которых был Рикки Фарр, смутно понимая, что к чему. Вопреки нашим музыкальным взглядам и причине, по которой я присоединился к группе, мы постепенно отходили от блюза и джаза. Когда появился гитарист Сирано — копия Пита Таунсенда, выводивший громкость усилителя за 11 децибел, это предвещало конец света. И хотя Гэри и Рикки убеждали меня, что перемены только к лучшему, я сомневался всё сильнее, когда мне пришлось обучать Сирано аранжировкам. Ли быстро схватывал и методично занимался. Он уже поиграл с Джоном Мейоллом и Алексисом Корнером, а Сирано даже не знал, что означает Am7. Мне жутко надоело каждый раз объяснять структуру аккордов. Гэри с Рикки были твёрдо уверены в своём выборе. Я продолжал работать, и постепенно новые T–Bones набрали форму и могли выступать. Но Брайан Уокли решил уйти из группы и вернуться в оркестр, игравший на лайнерах в морских круизах.
Обновленная команда переехала в дом на Лэдброк Гроув[10]. Последний этаж в доме 4 по улице Кембридж Гарденс состоял из двух скромных комнат, совмещенного санузла и маленького кабинетика. В каждой комнате стояла маленькая плита, раковина и кровать. Под кроватью подразумевался матрас, брошенный на пол. Я недолго занимал кабинет, а Гэри с Ли жили в большой комнате. Совместная жизнь, по нашему предположению, должна была положительно сказаться на творчестве. Вдохновения Гэри придавал роман с домовладелицей, который по моему разумению мог принести нам пользу, если бы вдруг мы не смогли оплачивать ренту. Но это была скоротечная связь, после чего она деликатно его отшила: «Найди себе ровесницу». По–настоящему из нас так никто не повзрослел. В доме номер четыре на Кембридж Гарденс прошло наше второе детство.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.