Картины эксгибициониста - [17]

Клуб «Cavern» дал жизнь тому, что мы теперь гордо именуем «ливерпульской сценой». Неудивительно, что The Beatles завоевали юг так быстро. Cavern вонял хуже любого туалета, который мне доводилось посетить. Полной противоположностью (розами там не благоухало, но все же) ему был клуб «The Crawdaddy» — видавшее вид заведение в Ричмонде, графство Суррей. На подмостках клуба родилась вся блюзовая сцена Англии. Джон Мейолл был отцом–основателем, а его Bluesbreakers выковали кадры для будущей многоликой британской рок–сцены. The Yardbirds, The Stones, Cream, Led Zeppelin и The T–Bones — все они вышли из одной конюшни. T–Bones были блюзовыми пуристами, но не возражали против сотрудничества с джазовыми музыкантами в поиске новых направлений, тем более, что было куда расти.

Перед моим появлением состав T–Bones состоял из Гэри Фарра — вокал и губная гармоника, Уинстона Уезеролла на гитаре, Стю Паркса на басе и Брайана «Легза» (Длинноногого) Уокли — ударные. Я со своим 160–килограммовым Хаммондом заменил ритм–гитариста Энди МакКекни. Вскоре я привык к ночному образу жизни. Как минимум год меня посещал ночной кошмар, в котором я возвращался в банк, чтобы отработать там ещё месяц во искупление грехов. Это был яркий, очень реалистичный кошмар, и я обычно просыпался в холодном поту в своей маленьком одноместном номере в Sussex Gardens Hotel.

Отелем это было можно назвать чисто номинально. В номерах не было туалетов, поэтому безопасней и быстрей справить человеческие нужды можно было прямо в раковину в четыре утра, чем на ощупь шариться по коридору в поисках выключателя общего туалета. По утрам в порядке вещей за завтраком можно было натолкнуться на Gerry and the Pacemakers или Herman's Hermits. У входа в ожидании своих хозяев стояли груженые аппаратурой фургоны, готовые отправиться на север, юг, восток или запад.

Мы придумывали развлечения для себя во время бесчисленных поездок из Лондона в клубы и университеты Англии, Шотландии или Уэльса. Мы разучивали блюзовые темы, покупали книги с театральными пьесами, распределяя между собой роли, и устраивали представления прямо в тесном фургоне. «Сторож» Гарольда Пинтера пользовался особой популярностью, потому что в нём задействовано всего три персонажа. У меня был кожаный чехол от органа, на котором можно было удобно растянуться позади сидячих мест, особенно по дороге домой после выступлений. Мы кидали жребий: кто получит лучшее место (рядом с водителем), но поскольку я не трогал другие инструменты, то спал на крышке своего органа. Теперь я смело могу заявить, что жил и спал музыкой.

На второй неделе ночных выступлений в сырых и грязных клубах, мой двадцатилетний организм дал сбой. Я подхватил жесточайшую простуду. Я не мог пропустить выступления, так что, потея и кашляя перед аудиторией, я в конце концов схватил пачку салфеток и зашёлся в сильном приступе кашля. Гэри и остальные ребята шутили и посмеивались надо мной, пока я не открыл окно и с силой выплюнул мокроту прямо в бурю, разыгравшуюся снаружи. Наступила полна тишина.

— Теперь доволен? — спросил Гэри.

— Да, спасибо, — ответил я, испытывая облегчение в носу и лёгких.

— Ты действительно доволен? — повторил Гэри, вынуждая меня посмотреть на него. Он глядел на меня, в то время как жирная сопля свисала с его волос до самых плеч. — НЕМЕДЛЕННО ВЫТРИ! — проревел он.

И я сделал, я должен был!

Когда бы T–Bones ни выезжали на гастроли, «Marquee» оставался для нас родным домом. Ты едешь по шоссе М1 в четыре утра, чтобы получить свою тарелку с картошкой и бобами, и побалагурить с другими музыкантами из Лондона, исповедующими такой же образ жизни. Обычно мы вползали в Лондон настолько рано, что редкие скворцы начинали свои песни, отдававшиеся эхом на пустынных улицах. Мы проезжали следом за молочниками и разносчиками газет. Бутылки с молоком и газеты, оставленные без присмотра, превосходно дополняли наш завтрак. Когда мы разбредались по своим постелям, город только просыпался.

На сцену «Marquee», без предварительной репетиции, прямо из Америки прибыл Ти–Боун Уокер, собственной персоной — легендарный блюзовый музыкант, творчество которого было образцом для группы Гэри. Нас удостоили чести аккомпанировать ему, и мы вели себя как дети, старавшиеся угодить во всём. Это на самом деле был Блюз с большой буквы. Первоклассная вещь! Gary Farr and the T–Bones уже играли Сонни Бой Уильямсоном перед моим появлением в группе, но теперь к нам пожаловал сам Ти–Боун Уокер.

— Играем в тональности соль, — кричал он нам, задавая ритм, в то время как мы должны были быстро подстроиться. — Соло… ты!

Ти–Боун смотрел на меня: «Ну и что ты делаешь? Фигачишь какое–то клише Биг Джона Паттона? Именно!»

После концерта он сразу же свалил: забрал свой гонорар и был таков. Нас, как аккомпанирующий состав, отвели в индийский ресторан прямо за углом отеля, где мы жили. Мы поглощали карри с жареной картошкой, а Гэри развлекал нас тем, что выпивал пинту пива за шесть секунд. Уинстон и Стюарт отстали буквально на секунду. Они много курили и поглощали всё, до чего могли дотянуться.

— Давай, попробуй вот это, — они подсунули мне горсть таблеток, похожих на леденцы.