Картины эксгибициониста - [122]

Столько поставлено на эту вещь, что я решил лично позвонить издателям. Примерно так прошёл разговор:

— Здравствуйте, это звонит Кит Эмерсон из Швейцарии.

— Да, чем могу помочь?

— Я бы хотел поговорить с тем, кто работает с Аароном Копландом. В частности с плёнкой, которую я присылал.

— Подождите.

Я терпеливо ждал, пока соединяли с нужным человеком. Наконец, на том конце провода раздался голос.

— Да, это звонит Кит Эмерсон из Швейцарии.

— Чем могу помочь?

— Я прислал кассету с адаптацией “Fanfare for the Common Man” Копланда в исполнении Emerson, Lake & Palmer.

— Спасибо, мы послушали. Я думал, что вы получили ответ: маэстро Копланду не понравилось.

— Почему? Что ему не понравилось? — я едва не умер.

— Понимаете, — ответил заботливый голос. — Она копирует оригинальную тему… тогда в чём смыcл?

— Смысл в том, что я не отправил вам или маэстро полную версию. Там много импровизаций в середине.

— Ну тогда почему бы вам завтра не отправить нам вещь целиком?

Пять дней спустя я получил так необходимое разрешение.

На следующий день недостаток кокаина ввергнул меня в депрессию, и я пролежал в постели почти целый день, принимая снотворное. Но вечером снова потребовалось моё присутствие в студии. Планировалось записать мою аранжировку “Show Me the Way to Go Home”. Я принял пару таблеток перед выходом из дома, а когда сел за фортепиано, фортепиано заиграло… а я нет. Грег настаивал, чтобы эта классическая песня была записана за один раз живьём и, после ещё одного снотворного, я сделал ещё один дубль. Должно быть, были сыграны тысячи вступлений, разных — одно чуть грустнее, другое чуть безумнее, третье чуть лучше. Мне было всё равно. Если Грегу не нравился вокал, я был готов сыграть ещё одно классное интро и соло. Около трёх утра меня схватил кашель.

Неделю спустя отец заподозрил, что у меня туберкулёз, поскольку дышать было тяжело, а кашель ухудшился. В армии он повидал немало инфекционных заболеваний. Меня доставили в больницу Лозанны для биоскопии. Я помню, как в горло засунули трубки во время процедуры.

— Дыхательный!

Я был так накачан успокоительным, что услышал голоса с нотками паники как будто издалека. Я не мог ни разговаривать, ни дышать, но чётко понимал, что говорят обо мне. Тело бросило в пот, пока все кричали друг на друга. Мои лёгкие решили сыграть роль сдувшегося шарика, а астральное тело смотрело с потолка и говорило: «Если кто–нибудь не заметит моего состояния, я уйду».

— Дыхательный, дыхательный! — кричал по–французски голос из ниоткуда.

— Анестезию! — ответил другой голос.

А затем в лёгкие хлынул живительный поток воздуха. Накачанный анестетиком, я впал в тёмный бесцветный сон.

Результаты столь травматичной процедуры пришли на следующий день. У меня была инфицирована верхняя доля правого лёгкого, мне назначили антибиотики и ингалятор для астматиков. Я должен перестать творить с собой гадости, но это не произошло так быстро.

Я ненадолго съездил в Англию, пока Элинор была у родителей в Дании.

Я остановился в отеле Монткам. Позвонив, кому надо, через час мне доставили три грамма кокаина. Я уже готов был выезжать, когда мне стало очень плохо. Нахлынула настолько сильная паническая атака, что я боялся открыть дверь. Позвонив доктору Даймноду, который через час стучал в дверь номера, я рассказал ему о приобретённой привычке. Слёзы хлынули рекою из глаз. Доктор ничуть не удивился.

Сделав суровое замечание касательно моего нездорового образа жизни, он предписал мне оставаться в постели и принять большую дозу транквилизаторов. На следующее утро, слабый и разбитый, я попытался выйти на улицу, но был снова охвачен приступом агорафобии. Не знаю, как я добрался до аптеки. Я чувствовал себя ужасно и не мог вынести того, что все смотрят на меня, да и сам не сумел заставить себя посмотреть на кого–либо.

Два дня спустя я почувствовал, что состояние улучшилось, и решил полетать на Сессне 152 на шорэмском аэродроме. Но, едва подойдя к самолёту, меня в очередной раз охватила паника. Извинившись перед инструкторами, я вернул ключи и позорно покинул аэродром.

Тем временем, Стюарт Янг, Годфри Сэмон и его помощник Тони Харрис строили планы для предстоящего тура, известного как Works (Произведения).

Мы утвердили название после того, как я предложил «Произведения Эмерсона, Лейка и Палмера», вдохновившись кокаином из бокс–сета «Полное собрание произведений для органа» И.С.Баха. Годфри собирался лететь с Тони в Америку для прослушивания музыкантов для оркестра, а в это время ELP в поддержку альбома проводили бесчисленные интервью во дворце Трианон, что во французском Версале. Призрак Марии Антуанетты и французской революции висел над нашим проектом, общая атмосфера гильотиной обрушилась на моё кокаиновое фобическое состояние, разбив его на мелкие кусочки, которые утроились словно метла Мики Мауса из мультфильма «Фантазия».

Я решил поговорить со Стюартом. «Я знаю, что идея с оркестром частично принадлежит мне, но не думаю, что у меня хватит сил пойти до конца», — сказал я, вспомнив о страхах Джимми Пейджа. Реакция Стюарта вернула меня в реальность: «Ты принял решение. Следуй ему до конца!»