Картины эксгибициониста - [124]

Музыканты оркестра постепенно собирались для репетиций, знакомились между собой. Годфри и Тони проводили отбор для оркестра и хора очень тщательно, чтобы достойно исполнить столь обширный репертуар. Поразмыслив, я решил, что это хорошая стратегия, потому что ни одна секция оркестра не имела ни малейшего шанса — сравнительно с именитыми собратьями — формировать группировки, которые боролись бы между собой. Мы все были заодно, и чем больше мы репетировали, тем более сплоченным и преданным коллективом из 110 человек становились. Конечно же, без проблем не обошлось, но мы справились.

Когда мы не видели дирижёра — Годфри Сэмона — мы поставили его на импровизированный лифт, и он мог, когда требовалось, подниматься наверх, как на пьедестал, и опускаться вниз. К счастью, Годфри не страдал от головокружения, а его исключительное мастерство дирижирования произвело впечатление на молодых музыкантов оркестра, которым казалось, что, пока они смотрят в ноты, перед ним происходит вертикальный пинг–понг. Иногда нашей «деревне» требовался хиропрактик. Самое худшее случилось с лаком на редчайшем инструменте первой скрипки Брюса Дюкова, причиной которого стал небольшой звукосниматель, прикреплённый к ценному инструменту. Страховка позаботится об этом; но нас больше беспокоило, что остальные в знак протеста уйдут. Но они повели себя молодцом, ведь к каждому инструменту оркестра прикреплялся звукосниматель, передававший звук в малый микшерский пульт, затем в большой, где инженер мог сводить звучание целого оркестра.

Вспоминает Брюс Дюков:

Столько воспоминаний осталось от того незабываемого времени, которое я провел с группой во время трёхмесячного тура 1977 года по Северной Америке. Сперва вызов в оркестр в качестве примы поверг меня в ужас, для этого пришлось уехать из Англии, где я жил тогда. А поскольку я недавно женился, они щедро предложили мне взять с собой жену Кей. Какой вздор — трёхмесячный медовый месяц! Я уже участвовал до этого в разных рок–турах — с Риком Уэйкманом и Bee Gees, так что опыт в этом жанре и перипетиях гастрольной жизни имелся. Обычно бывало весело, репертуар сравнительно прост. Чего я не ожидал в этот раз — так это непростой природы музыки ELP. Это были полновесные оркестровые произведения, многие из которых основаны на весьма сложном классическом материале — «Скифская сюита» Прокофьева. Она была одной из самых замысловатых.

Но меня больше всего впечатлил концерт Кита. Добротно слаженная вещь с тонической гармонией (я думал, что для рок–музыканта типа Кита это слишком эзотерчино и интеллектуально), с отличным тематическим материалом. Она звучала не как остальные «тонические» пьесы, которые для меня казались не слишком музыкальными, потому что в основе своей они весьма диссонансные и неприятные на слух (прости, Шёнберг). А Кит оказался таким виртуозом.

Говоря о моей скрипке (редкий инструмент, сделанный Николя Люпо, или как его называют «французский Страдивари»), я был впечатлён и тем, как тщательно воссоздавался звук струнных. Они пошли так далеко, что привлекли специалиста по звуку, который разработал уникальный звукосниматель для каждого инструмента, который успешно воспроизводил каждый тон, но к несчастью, передавал больше, чем звук. Клей сдирал тонкий слой лака с моей ценной скрипки. Не надо говорить, как я был взбешён! Очень быстро они сделали так, чтобы настроить всё правильно, и звукосниматель прикреплялся к инструменту безопасно для слоя лака.

Я стал фанатом Кита, начал носить кожаные штаны. И в целом, с благодарностью вспоминаю работу с ним.

Спасибо, Брюс! На тебе были кожаные штаны, когда ты встретил Леонарда Бернстайна?

Времени перед первым концертом, чтобы съездить в Англию к доктору Колдуэллу, было достаточно. Он напичкал меня через капельницу тучей витаминных коктейлей, сунул кучу шприцов с документацией; любой проверяющий мог подумать, что я наркоман. Наш походный доктор помогал мне делать процедуры до самого первого концерта в Луисвилле в мае.

Невозможно объяснить чувство, как адреналин бежит по венам целого оркестра, когда свет гаснет, а пятно прожектора выхватывает солиста на скрипке–пикколо и барабанщика, играющих вступление к “Abbadon's Bolero”. Рефрен за рефреном вступает каждая новая секция оркестра, освещение усиливается по мере увеличения напряжения в аудитории — аж кожа покрывается мурашками. Грег, Карл и я выходим в последней части. Это такой экстаз, несмотря на присутствующий страх! И просто необходимо поддерживать высокий уровень энергии двух–часового шоу, включающего “Hoedown”, “Karn Evil 9 1st Impression, Part 2”, “The Enemy God”, “Tarkus”, “From the Beginning”, первую и последнюю части моего концерта, “Closer to Believing”, “Knife Edge”, “Pictures at an Exhibition”, “C'est La Vie”, “Lucky Man”, “Tank”, “Nutrocker”, “Pirates”, “Fanfare for the Common Man”, “America/Rondo”.

Каждый вечер перед концертом доктор ставил уколы, что к концу недели рука превратилась в синяк, и это привлекало внимание людей из первого ряда. Я мог по их лицам прочесть — неудивительно, что он играет так быстро. Иногда доктор находил вену, иногда — нет. Когда у него это не получалось, он использовал вену на кисти. Часто оставалась кровь в гримёрке на клавишах. Через две недели руки превратились в сплошной шрам, и негде было пробу ставить, разве что на заднице.