Картезианский развратник - [11]

— С удовольствием, — ответила Моник. — В бездействии, то есть когда мужчина не возбужден при виде женщины или при мысли о ней, его хуй мягкий, вялый и маленький. Но если на глазах у мужчины обнажить грудь, выставить на его обозрение пару сисек, стройный стан или открыть ножку, даже если при этом у девушки не самое симпатичное личико, ему будет достаточно. Воображение у мужчин пробуждается в тот же миг, оно принимается за работу, представляет все части нашего тела, рисует самые прекраснейшие образы, придавая упругость груди, даже если она таковой не является, воображает аппетитные полушария, белоснежный, гладкий живот, округлые, пухлые, упругие ягодицы, маленький выпуклый бугорок, крошечную пизденку со всем ее юным очарованием. А вслед за этим они понимают, какого блаженства могли бы вкусить, если бы вставили туда свой хуй. И тут же этот орган становится большим, длинным, твердым, и чем он больше, длиннее и тверже, тем больше наслаждения он дарит женщине, ибо плотнее ее заполняет, сильнее трется, глубже проникает и, боже мой, до чего же восхитительны эти проникновения!

— Вот значит как! — воскликнула я. — Я тебе так благодарна! Теперь я знаю, как понравиться мужчине, и не упущу случая обнажить грудь и продемонстрировать свои сисечки!

— О, только не так быстро, — предупредила меня Моник, — истинное умение нравиться заключается совсем в другом. Следует быть более искусной, чем ты думаешь. Мужчины необузданны в своих желаниях и могут разозлиться, если выставить на их обозрение прелести, которых они не могли бы попробовать. Они ревнуют ко всему, что не исходит от них самих, им хочется, чтобы увиденное было прикрыто легким газом, оставляющим простор для воображения. Женщинам же это только на руку, они ничего не теряют и спокойно могут вверить воображению мужчин заботу о совершенстве своих прелестей. Женщине вовсе не нужно приукрашивать свои достоинства, если они неприглядны, она лишь проявляет щедрость к льстецу, позволяя ему самому делать это. Тебе еще не доводилось наблюдать, как мужчина возбуждается от картин, нарисованных им самим в его воображении. Они зовут это желанием или любовью, но в сущности это одно и то же. Так и знай: когда говорят, что господин такой-то влюблен в мадам такую-то, это то же самое, как если бы сказали, что господин такой-то увидел мадам такую-то. Ибо тут и так понятно — его возбудил ее вид, и он сгорает от желания засунуть свой хуй ей в пизду. Вот истинный смысл того, что называют любовью, но, поскольку правила приличия не позволяют так выражаться, условились говорить: господин такой-то влюблен.

Очарованная рассказом сестры Моник, я еще больше захотела услышать окончание ее истории и потребовала продолжения.

— С удовольствием! — обрадовалась сестра. — Мы немного ушли от темы, но это отступление было необходимо, чтобы ввести тебя в курс дела.

Представь мое изумление, когда я увидела, что за орудие лежало на полу. А ведь я тысячу раз слышала о годмише и знала, что именно с помощью этого инструмента добродетельные монахини переносят тяготы обета безбрачия. Это орудие является точной копией хуя и предназначено играть его роль. Внутри оно полое и при желании его можно наполнить теплым молоком, чтобы заменить этой суррогатной жидкостью ту естественную, что вытекает из мужского члена. Когда женщине, использующей его хочется сделать акт более достоверным и полным, чем простое раздражение заветного местечка, можно нажать небольшой поршень, и тогда выпрыскивается молоко. Таким образом, они удовлетворяют свои желания с помощью этого суррогата, заставляющего их забыть о блаженстве, которое дарит подлинный инструмент.

Я пришла к выводу, что скорее всего сей драгоценный предмет выпал из кармана какой-нибудь монахини во время нашей схватки. И хотя я ни разу до этого не видела настоящего годмише, сердце подсказывало мне, что я права.

Этот инструмент развеял все мои горести, теперь я могла думать только о том, какое сокровище оказалось у меня в руках, и жаждала немедленно его опробовать. Его размеры смущали меня и в то же время возбуждали. И вскоре опасения целиком уступили место желанию, вызванному одним его видом, сладостный жар предвкушения грядущего наслаждения охватил все мое тело. Я так возбудилась, что не могла сдержать стонов.

Чтобы никто не застукал меня, я, не мешкая, заперла дверь и, не сводя с годмише глаз, разделась со всем пылом невесты, собирающейся возлечь на брачное ложе. Я сгорала в огне желания только от одной мысли о тайном наслаждении, которое я вот-вот познаю. Я бросилась на кровать, сжимая в руке драгоценный годмише. Но, Сюзон, каково же было мое разочарование, когда я обнаружила, что не могу засунуть его в себя! Я была в отчаянии. Что я только ни делала, чтобы расширить мою несчастную узенькую дырочку. Приоткрыв ее и приставив к ней годмише, я причиняла себе невыносимую боль. Но я не сдавалась, решив, что возможно добьюсь желаемого, если воспользуюсь мазью. Я уже была вся в крови, и эта кровь смешивалась с мазью подобно тому, как исступление, с которым я вталкивала инструмент себе в пизду, смешивалось с наслаждением. Может быть мазь и помогла бы мне, но годмише был таким гигантским, что она оказалась бесполезной.