Карнивора - [47]

— Прощай, Иргиэ.

— До встречи, Моар.

* * *

Дор. Это была единственная мысль, которая заставила ее остаться. Она ненавидела всех — Ирги, свою мать, Кита. Мастеров Кастинии, которые не захотели ее пустить только потому, что она девочка. Учеников Кастинии, которые понятия не имели, чего ей стоило учиться здесь.

Она ненавидела их всех — всех, кроме Дора.

Без Мастера Леви, спешившего поскорее притащить ее к Магистру, Марика шла очень медленно. Во всей школе стало темно — дело было не в узких окнах в башне Ирги, просто приближалась гроза. Тяжелые тучи клубились в небе, и душный воздух застыл в коридорах, галереях и внутренних двориках.

Марика вышла на главный двор — тот самый, в который смотрели окна кабинета Мастера Тита. Те самые, которые она когда-то разбила.

Она заметила Кита сразу — высокая фигура, медовые волосы, резкий голос. Остановилась под колоннадой галереи, выждала несколько мгновений — и закричала, что было сил:

— Тиласи!

Он обернулся — все вокруг обернулись к ней. Вдалеке прогремел гром.

Серая тень поднялась и пошла навстречу Лису.

Кит смотрел на Марику — впервые за многие месяцы они смотрели друг другу в глаза.

— Я хотел помочь, — сказал он очень тихо — но в наступившей тишине Марике было слышно каждое слово. — Так будет лучше для тебя.

Марика усмехнулась — Волк ощерился:

— Ты думаешь, что меня исключили?

Кит прищурился — Лис припал на передние лапы.

— Я остаюсь здесь, Лис. И если ты еще раз встанешь на моем пути, я напомню тебе, кто я.

Кит долго молчал, а когда ответил, его голос звучал очень спокойно:

— Я помню, Волк.

У каменной стены раздалось рычание. Оно становилось все громче и громче, стена, земля, деревья в далеком Лесу задрожали от этого жестокого, первобытного, древнего звука. А затем небо вспыхнуло лентами огня, рассыпалось громом, разверзлось проливным дождем, и потоки воды смыли следы Волка и Лиса, исчезнувших во тьме.

V. Генезис

День был расписан по мгновениям — каждый вздох запланирован, продуман, рассчитан. Конечно, оставалось место и для маневра, для сбоев, ошибок и изменений — но это все тоже было предусмотрено заранее. Только так, не оставляя места для лишних мыслей, Марика могла существовать. И часть ее сознания, та, что пробуждалась лишь в самый поздний час, перед сном, знала — если остановиться, смысл исчезнет. Если не планировать каждый вздох, однажды можно забыть, зачем дышать.

На следующий день после разговора с Магистром Марика пришла к Мастеру Леви и сказала, что хочет оставить все как есть. Она пришла в Кастинию как мальчик — значит, мальчиком и продолжит свое обучение. Единственной уступкой, о которой попросила Марика, была возможность раз в неделю пользоваться купальней в одиночестве. Против этого никто не возражал, и таким образом было устранено последнее существенное неудобство. Последняя проблема, с которой следовало сражаться.

Опасность разоблачения больше не угрожала Марике. Магия давалась легко — и даже тогда, когда нужно было совершать усилие, это все равно приносило удовольствие. Тилзи тоже перестал быть проблемой: его присутствие в школе стало такой же скучной константой, как колонны внутреннего двора. Оказалось, что в этом качестве не замечать его было проще всего. Марика не обращала особого внимания на колонны, если ей не нужно было их обойти — так с чего обращать внимание на Тилзи?

Только в самом начале это было непросто: когда он всякий раз при виде Марики невольно впивался в нее взглядом. Это раздражало — колонны, в отличие от Тилзи, так себя не вели — но со временем и он стал игнорировать Марику, и все вернулась на круги своя.

К бессмысленной, слишком простой жизни.

Даже Дор, так выручавший ее раньше, теперь не мог помочь выпутаться из серой рутины. Его странности стали привычными, вкус яблок приелся, а улыбка казалась само собой разумеющейся. К тому же Марике казалось, что Дор теперь знает про нее слишком много. Он легко согласился продолжить игру, перестал обращаться в женском роде и вообще вел себя так, будто ничего не произошло. Но Марика больше не могла доверять ему так же, как раньше.

Впрочем, она больше никому не могла доверять. Все вокруг обманули и предали ее.

Она ушла бы из школы домой — но видеть Дору тоже не хотела. Марика перестала писать письма и читать те, что приходили ей. Тем временем в Кастинии началась зима, похожая на холодное лето в горах, но безрадостная, промозглая и серая от постоянных дождей. Простуды стали в порядке вещей, и Мастер Окиэ махнул рукой на попытки отделить больных от здоровых. Марику он осмотрел через несколько дней после ее разговора с Магистром — осмотрел очень внимательно, что-то бормоча про безумие, которое затеяли эти дети. Ей было неуютно под взглядом высокого, сухощавого седого Мастера, который клал ей руку между лопаток, заставляя по-разному дышать и задавал вопросы, на которые она постеснялась бы ответить даже матери.

— Я — врач, Маар, — мягко сказал Окиэ. — Я спрашиваю тебя, потому что это поможет мне точно понять, что с тобой все в порядке.

— Со мной все в порядке, — буркнула Марика, чувствуя, что краснеет, и краснея от этого еще сильнее.