Карло Гольдони. Комедии; Карло Гоцци. Сказки для театра; Витторио Альфьери. Трагедии - [187]

Брут

Ничего

Для Рима; безграничные страданья

И ужас для себя; сюрприз для вас

И основанье презирать по праву,

Быть может…

Кимвр

Презирать? Кого?

Брут

Меня.

Кимвр

Тебя?

Кассий

Тебя, который совесть Рима

И наша?..

Брут

Я… Кто мог бы допустить?..

Я зятем достославного Катона

Считал себя до нынешнего дня…

И Цезаревым оказался сыном.

Кимвр

Что слышу я? Ужель?..

Кассий

Да будет так.

Клянусь, что это не мешает Бруту

Врагом тирана оставаться впредь.

Брут

Чтоб кровь от этого пятна очистить

Ужасного, до капли должен я

За Рим ее пролить.

Кассий

Ты должен сыном

Быть самому себе.

Кимвр

Но доказать

Чем Цезарь может?..

Брут

Неопровержимо

Он это доказал. Он как отец

Со мною говорил, желая сделать

Меня своим сообщником теперь,

А в будущем преемником презренным,

И в деспотических его глазах

Я видел человеческие слезы.

Он, не краснея, сердца тайники

Порочного раскрыл передо мною,

Как перед сыном. Главный аргумент

Он под конец оставил — роковое

Письмо Сервилии (о, небеса!),

Которое прочел я. В этом жутком

Посланье, незадолго перед тем

Отправленном, как звук трубы фарсальской

Раздался, пишет Цезарю она,

Что их любви обязан я рожденьем,

И заклинает в ужасе его

Родного сына пощадить.

Кимвр

О тайна

Жестокая! Зачем возникла ты

Из мрака?..

Кассий

Если он, как сына, любит

Тебя, то силе благородных чувств

И убежденности твоей могла ли

Душа отца — отца не на словах —

Противиться? Теперь ты убедился

Воочию: нет в мире ничего,

Что вырвало бы Цезаря из грязи.

Брут

Порою брезжит истина еще

В его отравленном мозгу, но брезжит

Едва-едва. Привыкший много лет

Повелевать в сраженьях, высшей славой

Он высшую считает власть, и вот

Заполучить упорно жаждет царство,

А нет — так умереть.

Кимвр

И пусть умрет

Чудовище!

Кассий

Тиран неисправимый,

Закоренелый он. Считай, о Брут,

Что нет отца у одного из граждан…

Кимвр

И не дано тирану сыновей…

Брут

И сердцу Брута не найти покоя.

Да, благородные друзья мои,

Вам говорю я это — вам, несущим

В сердцах высокий свет священных чувств;

Вам, для которых наше предприятье

Великое и стимул и закон;

Вам, что заботясь лишь о том, чтоб дети

Уверенно с родительских колен

Смотрели в завтра, жаждете покончить

С жестокой тиранией навсегда,

Которая священнейшие узы

Рвет беспощадно. Перед вами я

Всю боль мою и ужас обнажаю,

Что, сыну Цезаря и Рима, мне,

Соперничая, разрывают сердце.

Лицом к лицу с тираном я не стал

Скрывать свою непримиримость. Слова,

Слезинки слабости не проронил

Я перед ним. Но лишь один остался —

И тысячи в душе проснулись чувств.

Я тороплюсь домой, где равновесье

И наилучший я найду совет:

Там Порцию увижу, дочь Катона,

Достойную великого отца,

Супругу Брута…

Кассий

И отца и мужа

Она достойна.

Кимвр

О, когда б такой

Сервилия была!

Брут

Хотя больная

Уже который день она лежит,

Смятение мое не ускользнуло

От Порции. И вот что слышу я

Недавно: «Чем-то важным озабочен

Ты с неких пор. Расспрашивать тебя

Я не дерзала, прежде чем жестоким,

Зато надежным способом свое

Не испытала мужество. Я больше

Не женщина. Смотри». И тут она

Откидывает край покрова, рану

Широкую показывая мне,

И продолжает: «Этою рукою,

Кинжалом этим грудь отсечена

Моя. Об этом ты впервые слышишь:

Я стойко боль уже который день

Переношу, хоть не встаю с постели,

И эта рана говорит о том,

Что я хранить достойна тайны Брута.

Не так ли?»

Кимвр

Что за женщина!

Кассий

Какой

Мужчина с ней сравнится?

Брут

На колени

Я перед добрым гением моим

Упал при виде этой страшной раны

И, потрясенный, плачу и молчу.

Придя в себя, я о душевных бурях

Рассказываю без утайки ей.

Не женщина со мною вместе плачет,

А римлянин. Она во всем винит

Судьбину и в последний раз, быть может,

Обняв меня, напоминает мне,

Что, мужу Порции и сыну Рима,

Мне имя Брут. О, я не забывал

Об этом никогда. И к вам пришел я

Поклясться в том. Подробности хотел

Я опустить, но, говоря с друзьями,

Не удержался. Верьте, что меня

Сама природа оторвать от Рима

Не в состоянье… Но, к несчастью, боль,

Отчаянная боль моя отнимет

Меня потом у самого себя.

Кимвр

Мы римляне, но мы еще и люди,

И чувства человеческие нам

Понятны… Брут!.. Я тоже удержаться

Не в силах, слушая тебя, от слез.

Кассий

Быть ни один бесчувственным не вправе

Из нас; но гибнет угнетенный Рим —

И личных чувств уже не существует,

Или, во всяком случае, любой

Прислушиваться может к ним, но только

Не Брут.

Брут

Меня сильней считаешь ты,

Чем есть, но делает твое доверье

Меня действительно сильней. Смотри,

Мои ресницы сухи. Вечереет.

Великим днем грядущий станет день.

Клянусь, друзья, что остается в силе

Решенье наше. Полностью на вас

Я полагаюсь. На меня надейтесь

Во всем и ждите знака моего,

Запомните.

Кассий

Воистину из римлян

Ты первый. Но сюда идут…

Кимвр

И кто?

Антоний!

Брут

Цезарем ко мне он послан

Наверняка. Останьтесь.

Явление третье

Антоний, Кассий, Брут, Кимвр.

Антоний

Я ищу

Тебя, о Брут. Есть разговор.

Брут

Ну что же,

Я слушаю.

Антоний

Но мне диктатор дал

Наказ…

Брут

Да будет так.

Антоний

С тобою должен

Я говорить одним…

Брут

Я здесь один.

Жена и муж — моя сестра и Кассий,

А Кимвр Катону, тестю моему,

Был самый верный друг. Любовь к отчизне,

Родство и дружба так сплотили нас,

Что в трех телах одна душа. И Цезарь

Не может Бруту ничего сказать,

О чем бы не узнали Кимвр и Кассий

От Брута.

Антоний

Может статься, и отец

У вас один?

Брут

Они переживают