Карьеристы - [96]
Зашагали молча.
— Ты сказал, как тебя зовут, но я, наверно, забыла, — наконец нарушила она молчание.
— Не говорил. Я — Эдуардас.
— Эдуардас?! Правда?!
— Почему ты испугалась?
— Может, когда-нибудь расскажу тебе кое-что…
— До Вальдаса был Эдуардас?
— Нет, тут другое… Это имя человека, из-за которого я лишилась матери и родного дома.
— Кто же он такой?
— Мой… отчим.
— Гм!.. Ты была для него слишком красива? Да?
— Иоанна, мать ангелов, тоже была слишком красива…
Перед ними засветились окна ресторана. Эдуардас и Зина замедлили шаг. Оттуда доносилась визгливая музыка, которой Эдуардас терпеть не мог. «Пригласить или нет?» — подумал он. Зина скорее всего усердная посетительница ресторанов; не пригласить было бы бестактностью. Но она, к удивлению Эдуардаса, отказалась:
— Не хочу в ресторан.
— Почему?
— Не хочу пить. А если танцевать, то танцевать до умопомрачения. А там одна толкотня.
— До умопомрачения? До чего же замечательно сказано!
— Посмеиваться над подругами, подпирающими стены… а вернувшись домой, плакать.
— Почему плакать?
— Жалко себя. И тех подруг… А счастье бежит, бежит, убегает — и нет его… Я слишком часто плачу. Нехорошо.
— Ты несравненная.
— В ресторан или в кафе мы пойдем. Только не… не сегодня…
— Почему у тебя дрожат губы? Там Вальдас?
— Нет. Давай сядем тут, на скамеечке под сиренью.
— Я как раз хотел…
— Но ты не полезешь целоваться?
— Нет.
— Точно?
— Точно.
И как только сели, он обнял ее, нежно склонился к ее лицу и поцеловал в губы. Зина не сопротивлялась, только стала какой-то торжественно серьезной. Он целовал ее снова и снова, гладил щеки и повторял:
— Какая ты прелесть! Какая прелесть…
— С ума сошел, — отстранилась она.
— Сошел.
И снова целовал ее глаза, волосы, белые зубы.
— Эди! Ты что, совсем обезумел?
— Точно. Обезумел.
Она тихонько рассмеялась, почти беззвучно, глубоким, грудным счастливым смехом.
— Не убежишь от меня к другому? — спросил он, но тут же подумал, что пока ему ничего не надо знать, ничего, ничего…
— Нет, — сказала она твердо.
— Никогда? — почти против своей воли потребовал он еще более решительного ответа.
— Никогда, никогда, никогда…
Этот повтор был похож на смех, на плач, на клятву.
За сверкающими окнами ресторана продолжала греметь яростная музыка; на фоне звездного неба уютно белели стены домов, мягкая летняя ночь осеняла город, а их душила большая беспощадная любовь.
— Послушай, завтра воскресенье, — сказала она озабоченно, — поехали в лес, к озеру…
— Ты замечательная, чудесная!..
— Погоди, не целуй больше… Там у меня есть один знакомый, а у него — моторка. Поплаваем?.. Вот удовольствие!.. Значит, так: встретимся в десять, на этой же скамейке.
— На этой же, — радостно повторил он.
Полночи он писал стихи о любви, а другую половину ночи спал и видел во сне ад. Мужчины и женщины превращались в крыс, бросались друг на друга, рвали зубами, лезли на рушащиеся стены, проваливающийся потолок, срывались, попадали в капканы, вновь превращались в людей, окровавленных, безобразно голых, тонущих в огненном озере. И все было пропитано дыханием неведомой вины, ужасом от невозможности ответить на вопрос: за что, почему?..
В десять он сидел на скамейке под сиренью и ждал Зину. Воспоминания о первой половине ночи смешались со сновидениями второй, и поэт не испытывал ни особой радости, ни печали. Чувствовал лишь простор, летнее утро, тихо струящуюся жизнь, но был равнодушен, как поднявшееся над всеми крышами дерево, растущее на городской площади. Нет ничего особенно хорошего и ничего плохого, есть только смысл, которого невозможно понять.
А Зину он ждет, что бы ни случилось, все равно ждет…
Вдруг он увидел женщину, шедшую с мужчиной на дальней стороне площади. «Зина!» — подсказало сознание, хотя разглядеть лица еще не мог. И не одна. Внезапно все изменилось: омрачилось солнечное утро, стало не хватать воздуха, словно далекое эхо прозвучало то, что таится в сердце каждого лета: надо любить женщину; что бы ни произошло, остается единственная истина — любить женщину.
Он видел их и не видел; временами они превращались в жуков, в обезьян. Шагов за пять по глазам Зины понял, что ее спутник — тот самый Вальдас; ее расширившиеся глаза были неподвижны, в них читалась вина.
— Знакомьтесь, — сказала она упавшим голосом, — Вальдас, Эдуардас.
Поэт непроизвольно отступил в сторону и неприязненно посмотрел на незнакомца, широкоплечего усача, так некстати возникшего перед ним.
Момент был неприятный: все трое почувствовали себя чужими друг другу. Но Вальдас неожиданно подошел и крепко пожал Эдуардасу руку.
— Ну и по-свински вел же ты себя вчера, Эдуардас! — нагло заявил он, приветливо улыбаясь.
Этому человеку не хватает не только ума, но и такта, подумал поэт. Все опошлил, низвел к будничности, попрал интимность.
— Да не волнуйся, дружище! Все идет к лучшему в этом лучшем из миров. Зина превратилась в маленькую пантеру, ты еще не видел, наверное, какими желтыми бывают у нее глаза… Не зелеными, а просто желтыми от злобы. И вдруг вчера вечером, не поверишь: нежная как пух, смотрит вдаль, улыбается, и ни с того ни с сего — слезы как горошины!
— Ты никогда и не поймешь, почему…
«Чердак, приспособленный под некое подобие мансарды художника. Мебели мало. На стенах рисунки, изображающие музыкальные инструменты. Беатриче играет на рояле вальс Шопена. Стук в дверь. Беатриче осторожно подходит к двери, прислушивается. За дверью голоса: «Открой!», «Беатриче!», «Пусти!», «Человек умирает!», «Скорей!» Беатриче отпирает дверь. Костас и Витас вносят на носилках Альгиса…».
Уже много лет не сходят с литовской сцены пьесы известного прозаика и драматурга Юозаса Грушаса. За них писатель удостоен Государственной республиканской премии и премии комсомола Литвы. В настоящий сборник включены наиболее значительные произведения народного писателя Литвы Ю. Грушаса; среди них — историческая трагедия «Геркус Мантас» — о восстании литовцев против крестоносцев; драма «Тайна Адомаса Брунзы» — трагическая судьба героя которой предрешена проступком его самого; трагикомедия «Любовь, джаз и черт» — о проблемах современной молодежи. В каждой своей пьесе Ю. Грушас страстно борется за душевную красоту человека, разоблачает уродующие его сознание пороки.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.