Караван-сарай - [17]
– Какая странная характеристика, – перебила меня Розина Отрюш, – мне казалось, что пчелиная матка известна скорее своим бездельем!
– Допустим: тогда он – пчелиный король; ему присуще чутьё тех, кто выражает дух времени; он окружает себя как раз такими людьми и не стесняется спросить их мнения, без какого бы то ни было снобизма; его вкус, его ум решительно отделяют его от всех прочих, кто вечно стремится запрыгнуть на уходящий пароход современности. Кстати, сегодня отчаливает один такой корабль, называется «Сёра» – так вот, он на него и ногой не ступал; максимум, оставит себе несколько фотографий для архивов – или для обстановки гостиной: судно это диво как хорошо, да и Ман-Рэй [sic!] делает такие изящные снимки[130]!
– Чем же он вам так досадил, этот бедный Сёра? – промолвила Розина.
– Всем, кроме своего имени. В этом художнике чувствуется оптимист и позёр, а я таких черт не терплю; что же до его работ, то они напоминают негритянские скульптуры в исполнении клоунов Фрателлини[131]. Стремление Сёра к вечной славе выглядит абсурдным, меня удивляет, что Марсель Дюшан с его тягой ко всему мимолётному считает Сёра великим человеком. Возможно, именно отсутствие этого художника в коллекции Себастьяна Мантоблё подтолкнуло Дюшана к такому сиюминутному суждению[132]!.. Я знаю, что некоторые художники, пользующиеся определённым кредитом доверия (и то лишь потому, что вечно живут в кредит), попадаются среди матросов этаких последних пароходов. Но даже если мой друг-непрофессионал, чей пыткий ум объясняет то удовольствие, с которым он собирает шедевры нашего времени для просвещения будущих поколений, и может принять приглашение на обед у капитана такого корабля, ему хорошо известно, что того регулярно тошнит от качки!..
Видите ли, так высоко я ценю Мантоблё среди прочего ещё и потому, что для него – возможно, единственного в этом среди всех моих друзей – смыслом существования является наслаждение и благополучие. В гостиной у него стоят восхитительные кресла красной кожи – одно удовольствие смотреть, а уж как приятно в них усесться, – однако ему никогда не придёт в голову вздорная идея подбирать бутоньерку им в тон! Ему удалось сохранить столь редкий в наше время и столь притягательный динамизм молодости – вещь несравненно более ценная, чем все высокие позиции, к которым близоруко тянутся убогие глупцы, точно они мёдом намазаны. Конечно, на него много кто повлиял, но все эти влияния он выбрал себе сам – как, например, вы поддаётесь очарованию страны, которую решили посетить, поскольку она давно вас привлекала.
Его окружают такие же молодые, как и он сам, друзья. Одни увлечены тайной, другие мастерят для этой тайны покров. Я убеждён, что благодаря собранным им документам этот чрезвычайно скромный человек способен определить духовное развитие всего нашего общества.
– Какой ужас! – воскликнула Розина Отрюш. – Собирать документы, задающие путь духовного развития, – есть в этом что-то неестественное!
– Ничего подобного: в документах как раз никакой противоестественности нет, аномальным скорее мне видится пичканье публики книгами Дельтея[133], например: весь этот персонаж – не больше, чем отрыжка Оскара Уайльда, он убеждён, что облака[134] получаются из сельтерской воды.
– Как, вы не любите Дельтея?
– Конечно нет!
– Отчего же?
– Потому что на страницах книги я рассчитываю найти тарелку супа, кусок хлеба, отхожее ведро или розовый куст, если хотите, но только не эту чудовищную писанину, процеженное дада с отдушкой флёрдоранжа!
– И Себастьян Мантоблё тоже его не любит?
– Повторю ещё раз, Мантоблё любит Дельтея, как он любит Дриё Ля Рошеля[135], Жана Кокто или Андре Жида: это лишь краски, он размазывает их по своей палитре и принимается рисовать собственную картину – этакое историческое полотно.
Карпантье, до сих пор не вмешивавшийся в разговор, бросил:
– Мне он скорее кажется художником натюрмортов – я же предпочитаю пейзажи.
Я повернулся к нему:
– Дорогой мой Карпантье, что может быть мертвее заката, когда его переносят на холст?
Автор «Ангела в полях» был до такой степени возмущён ходом беседы, что, схватив с комода шляпу, поклонился Розине и, едва не задев меня на выходе, процедил, глядя в глаза:
– У меня подмышками вши.
– Что ж, тем хуже для вас, у Рэмбо´ [sic!] их не водилось даже на голове[136]!
Он пожал плечами и вышел.
На лице у Карпантье читалось удивление: он наверняка пытался припомнить, не знавал ли он когда-то боксёра по имени Рэмбо´!
Ларенсе, казалось, также был в смятении от всего сказанного; возможно, в качестве утешения Розина попросила его почитать что-то из последних стихов. Он занял место Человека-со-вшами (явно довольный тем, как удалось его подсидеть) и начал декламировать:
Главный герой романов Иорама Чадунели — опытный следователь. В романе «Возмездие» он распутывает дело об убийстве талантливого ученого, который занимался поисками средства для лечения рака. Автор показывает преступный мир дельцов, лжеученых, готовых на все ради собственной выгоды и славы. Персонажи «Рождественского бала» — обитатели «бриллиантового дна» одного города — махинаторы, взяточники и их высокие покровители.
Новая книга Сергея Баруздина «То, что было вчера» составлена из произведений, написанных в последние годы. Тепло пишет автор о героях Великой Отечественной войны, о том, как бережно хранит память об их подвигах молодое поколение.
Продолжение романа «Девушки и единорог», две девушки из пяти — Гризельда и Элен — и их сыновья переживают переломные моменты истории человеческой цивилизации который предшествует Первой мировой войне. Героев романа захватывает вихрь событий, переносящий их из Парижа в Пекин, затем в пустыню Гоби, в Россию, в Бангкок, в небольшой курортный городок Трувиль… Дети двадцатого века, они остаются воинами и художниками, стремящимися реализовать свое предназначение несмотря ни на что…
Марсель Эме — французский писатель старшего поколения (род. в 1902 г.) — пользуется широкой известностью как автор романов, пьес, новелл. Советские читатели до сих пор знали Марселя Эме преимущественно как романиста и драматурга. В настоящей книге представлены лучшие образцы его новеллистического творчества.
Для 14-летней Марины, растущей без матери, ее друзья — это часть семьи, часть жизни. Без них и праздник не в радость, а с ними — и любые неприятности не так уж неприятны, а больше похожи на приключения. Они неразлучны, и в школе, и после уроков. И вот у Марины появляется новый знакомый — или это первая любовь? Но компания его решительно отвергает: лучшая подруга ревнует, мальчишки обижаются — как же быть? И что скажет папа?
Книга воспоминаний геолога Л. Г. Прожогина рассказывает о полной романтики и приключений работе геологов-поисковиков в сибирской тайге.
Первое в России отдельное издание стихов, поэм, пьес и прозы одного из основателей литературного объединения ОБЭРИУ, соавтора А. Введенского и Д. Хармса Игоря Владимировича Бахтерева (1908-1996). Тексты охватываются периодом с 1925 по 1991 год и, хотя их значительная часть была написана после распада группы и ареста автора (1931), они продолжают и развивают ее творческие установки.
Книга впервые представляет основной корпус работ французского авангардного художника, философа и политического активиста, посвященных кинематографу. В нее входят статьи и заметки Дебора о кино, а также сценарии всех его фильмов, в большинстве представляющие собой самостоятельные философско-политические трактаты. Издание содержит обширные научные комментарии. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Повесть «отца русского футуризма» Давида Бурлюка, написанная в 1921 году в Японии и публиковавшаяся лишь в английском переводе (1954 г.), впервые воспроизводится по архивной рукописи. Филонов – фамилия её главного героя, реальным прототипом которого выступил тот самый русский и советский авангардный художник, Павел Николаевич Филонов. События этой полумемуарной повести происходят в Санкт-Петербурге в художественной среде 1910-х годов. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Заумно-клерикальный и философско-атеистический роман Хуго Балля (1886-1927), одно из самых замечательных и ярких произведений немецко-швейцарского авангарда. Его можно было бы назвать «апофеозом дадаизма».