Караван-сарай - [16]

Шрифт
Интервал

Помолчав, он добавил, что единственным неудобством будет лишь полное отсутствие холодной воды!.. Я решил отказаться от ванны и, кое-как приведя себя в порядок, спустился к моим друзьям в холл; портье, увешанный золотыми галунами наподобие полковника, церемонно приблизился и обратился ко мне по имени. Фуражку он придерживал кончиками пальцев, и я обнаружил, что он красил волосы, чем навёл меня на мысль о Лои Фуллер[125]!

Он заявил, что такой художник, как я, не преминет восхититься его коллекцией артефактов, и подвёл меня к стеклянному шкафу, в котором красовалось множество сувениров – но все они почему-то были из Швейцарии! В ответ на моё изумление портье признался, что летом обычно работает в Монтрё и при переезде в Марсель ошибся, приказав отправить вслед свою летнюю коллекцию; но, дабы подогреть моё желание что-то приобрести, добавил: «Это не просто сувениры из путешествий, а прежде всего произведения искусства». Роскошный персонаж: я купил у него перьевую ручку с видом Интерлакена, кольцо для салфетки из рога серны и несколько открыток из Женевы, которые отправил в Швейцарию очаровательным англичанкам, после чего повёл моих друзей к Инару. В маленьком зальчике самого что ни на есть провинциального вида нам подали восхитительные дары моря и чудесную средиземноморскую рыбу. После ужина мы решили отправиться в окрестности порта посмотреть порнофильм. Речь там шла о султане, которого ублажали десяток прелестных наложниц. Этот султан родом из Марселя в окружении уроженок того же прекрасного города донельзя понравился одному банкиру-американцу из нашей компании; своё одобрение он выражал так шумно, что когда мы выходили, хозяйка заведения с сильным акцентом обратилась к нему: «Не хотите ли как-нибудь сыграть султана?»

Я оставил моих друзей их оттоманиям и в одиночку отправился в отель; на самом деле назавтра мне хотелось отправиться в путь пораньше.

Я с удовольствием вернулся в мой уютный «Берн». Раздеваясь, я вспомнил, что в кармане у меня лежали две новые страницы из труда Ларенсе. Чтобы не выслушивать их при встрече, я решил тотчас же ознакомиться с сим шедевром; страницы, как выяснилось, содержали стихотворение, вот оно:

АД
Врата небес распахнуты
Чтобы принять поэта
Ведь с последними ударами своего сердца
Он тянулся к Богу
У Парижа, кажется, лишь одно сердце
Стылое сердце столицы
Единственная серёжка
Которую моя любовница носит в пупке
Предчувствия порой печальны
Незыблемо лишь Милосердие

На тот раз мне действительно показалось, что эти строчки написал я сам; я сложил листок и положил его у камина – где он предсказуемо остался и после моего отъезда!

Стылое сердце столицы
Единственная серёжка
Которую моя любовница носила в пупке!

В течение всей обратной дороги, по ровным шоссе или тряской брусчатке, меняя спустившее колесо, я повторял эти строки, которые в итоге окончательно вывели меня из равновесия.

К воротам Парижа я доехал, мурлыча их себе под нос; тут мне пришлось выйти, чтобы заплатить подорожную; миновав шлагбаум, я решил произнести их опять – но не сумел вспомнить ни слова!

Любопытный случай, не правда ли? Ритм их вернулся ко мне лишь несколькими днями позже – в «Кларидже», после продолжительного сеанса в турецкой бане, когда взобравшийся на меня массажист-негр принялся усердно топтать мне брюхо ногами. Точно краска из сжатого тюбика, из меня выскочила та самая фраза:

Стылое сердце столицы
Единственная серёжка
Которую моя любовница носила в пупке!

В тот момент я вспомнил также, что в Париж, должно быть, давно вернулась и Розина Отрюш – и что она, наверное, ждала меня у себя.

6. Волосы ангела

На проспект Булонского леса я отправился в воскресенье, часам к четырём: моя подруга нежилась под балдахином своего ложа-камина, где, точно котелки над огнём, над ней нависали двое молодых людей. При моём появлении один из них церемонно привстал с кровати: я узнал боксёра Карпантье[126]; второй кивнул, едва оторвав взгляд от хозяйки, точно студент-политехник – от чертежа: это был молодой литератор, чей последний (и, говорят, автобиографический) роман «Ангел в полях» только что появился в продаже[127]. Своим на редкость посредственным видом он напоминал портрет Рембо на детской переводной картинке! Розина довольно прохладно осведомилась о моём самочувствии, полюбопытствовав также, с какой средней скоростью я добирался обратно в Париж, и иронично улыбнулась, когда я заверил её, что выжимал 95 км/ч от старта до финиша.

Карпантье как истинный спортсмен тотчас заговорил о моём болиде; решив не отставать, я стал расспрашивать боксёра о последней поездке в Америку, полюбопытствовав, в частности, что его там больше всего сразило: «Демпси», – буркнул он в ответ[128]. Появление Клода Ларенсе избавило меня от необходимости демонстрировать вежливое удивление; держался романист в этот раз куда увереннее, чем на Ривьере. Также справившись мимоходом о моём путешествии, он тотчас попросил представить его Себастьяну Мантоблё – тот единственный из нынешних коллекционеров систематически собирал рукописи современных писателей и поэтов[129]. Я догадался, что Ларенсе, должно быть, состряпал на салфетках из кафе некий манускрипт по вкусу мецената, чьё покровительство гарантировало немедленный профит, больший, чем могла бы принести последующая продажа книги. Он принялся расспрашивать меня о Мантоблё, дабы не попасть впросак, оказавшись у него. Скажу вам прямо, отвечал я, Себастьян Мантоблё – мой друг, и я считаю его человеком поистине выдающимся; формально от искусства далёкий, он чувствует современность лучше многих профессионалов модернизма: у пчёл он наверняка был бы маткой!


Рекомендуем почитать
Клуб имени Черчилля

Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.


Возмездие. Рождественский бал

Главный герой романов Иорама Чадунели — опытный следователь. В романе «Возмездие» он распутывает дело об убийстве талантливого ученого, который занимался поисками средства для лечения рака. Автор показывает преступный мир дельцов, лжеученых, готовых на все ради собственной выгоды и славы. Персонажи «Рождественского бала» — обитатели «бриллиантового дна» одного города — махинаторы, взяточники и их высокие покровители.


Дни мира

Продолжение романа «Девушки и единорог», две девушки из пяти — Гризельда и Элен — и их сыновья переживают переломные моменты истории человеческой цивилизации который предшествует Первой мировой войне. Героев романа захватывает вихрь событий, переносящий их из Парижа в Пекин, затем в пустыню Гоби, в Россию, в Бангкок, в небольшой курортный городок Трувиль… Дети двадцатого века, они остаются воинами и художниками, стремящимися реализовать свое предназначение несмотря ни на что…


Человек, проходивший сквозь стены

Марсель Эме — французский писатель старшего поколения (род. в 1902 г.) — пользуется широкой известностью как автор романов, пьес, новелл. Советские читатели до сих пор знали Марселя Эме преимущественно как романиста и драматурга. В настоящей книге представлены лучшие образцы его новеллистического творчества.


Счастье играет в прятки: куда повернется скрипучий флюгер

Для 14-летней Марины, растущей без матери, ее друзья — это часть семьи, часть жизни. Без них и праздник не в радость, а с ними — и любые неприятности не так уж неприятны, а больше похожи на приключения. Они неразлучны, и в школе, и после уроков. И вот у Марины появляется новый знакомый — или это первая любовь? Но компания его решительно отвергает: лучшая подруга ревнует, мальчишки обижаются — как же быть? И что скажет папа?


«... И места, в которых мы бывали»

Книга воспоминаний геолога Л. Г. Прожогина рассказывает о полной романтики и приключений работе геологов-поисковиков в сибирской тайге.


Обэриутские сочинения. Том 2

Первое в России отдельное издание стихов, поэм, пьес и прозы одного из основателей литературного объединения ОБЭРИУ, соавтора А. Введенского и Д. Хармса Игоря Владимировича Бахтерева (1908-1996). Тексты охватываются периодом с 1925 по 1991 год и, хотя их значительная часть была написана после распада группы и ареста автора (1931), они продолжают и развивают ее творческие установки.


За и против кинематографа. Теория, критика, сценарии

Книга впервые представляет основной корпус работ французского авангардного художника, философа и политического активиста, посвященных кинематографу. В нее входят статьи и заметки Дебора о кино, а также сценарии всех его фильмов, в большинстве представляющие собой самостоятельные философско-политические трактаты. Издание содержит обширные научные комментарии. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Филонов

Повесть «отца русского футуризма» Давида Бурлюка, написанная в 1921 году в Японии и публиковавшаяся лишь в английском переводе (1954 г.), впервые воспроизводится по архивной рукописи. Филонов – фамилия её главного героя, реальным прототипом которого выступил тот самый русский и советский авангардный художник, Павел Николаевич Филонов. События этой полумемуарной повести происходят в Санкт-Петербурге в художественной среде 1910-х годов. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Тендеренда-фантаст

Заумно-клерикальный и философско-атеистический роман Хуго Балля (1886-1927), одно из самых замечательных и ярких произведений немецко-швейцарского авангарда. Его можно было бы назвать «апофеозом дадаизма».