Капканы на баранов - [59]

– Да.

– Вы с ним, что, поженились тогда в Бельгии?

– Очень смешно!

– Нет, на самом деле. Вы – отличная пара. Уверен, что красиво смотрелись бы на свадебной фотографии… А ты зря постригся, кстати.

– Хватит! Я, между прочим, свою часть уговора выполнил. Теперь твоя очередь. Говори.

– Долго рассказывать… Я лучше покажу…

И пока Виланд Киршнер, не успел даже обернуться, Рон МакКонел сотворил нечто ужасное. Сунув пистолет за пояс, он уперся коленом немцу между лопаток, правой рукой схватил его за волосы, а левой под подбородок и с хрустом заломил его голову назад.

Когда я понял, что произошло, обмякшее мертвое тело человека, которого я знал, как Арнольда Шнайдера, мешком повалилось на бок и с неприятным звуком врезалось лицом в кафель.

Рон МакКонел вздохнул и, отряхнув руки, склонился над ним, чтобы пощупать пульс на шее. Потом обернулся ко мне и спокойно сказал:

– У нас будет очень много работы, Эрик…

19

Больше всего в тот момент мне хотелось, чтобы Арнольд Шнайдер или Виланд Киршнер, не важно, как его звали на самом деле, пошевелился, кашлянул или просто подал какой-нибудь хоть самый слабый признак жизни. Но его тело неподвижно лежало на кафельном полу в странно выгнутой позе с вывернутыми руками и головой. Я видел его остекленевший выпученный в ужасе глаз, уставившийся в пустоту.

– Ты не против, если я все-таки осмотрю здесь все? – спросил Рон МакКонел, голос которого для меня прозвучал, как сквозь вату. – А то вдруг ты меня обманул, и карта на самом деле у тебя…

Я ничего не ответил ему. Просто сидел и продолжал смотреть на безобразное творение его рук. И мне казалось, что выстрели он ему в голову и забрызгай мозгами стены, меня бы это не так шокировало, как безжалостное и хладнокровное убийство голыми руками.

МакКонел тем временем принялся методично обшаривать комнату, все углы, щели, шкафы, ящики, мой чемодан и вещи. Так же, как до этого сделал тот, чей труп теперь лежал посреди комнаты. С той лишь разницей, что шотландец в конечном итоге остановился на моем телефоне. Повертел его в руках и, злорадно ухмыляясь, стал копаться в нем, елозя пальцем по сенсорному экрану.

– Одна рекламная рассылка, новости и новостные подписки… Ты как вообще живешь, а? – удивленно спросил он. – И ни одного звонка за последнюю неделю… Ни входящих, ни исходящих… Тебе никто не звонит?

– Нет…

Меня трясло, как в ознобе.

– А ты сам?

– Мне… мне некому было звонить… в последнее время…

– Совсем некому?

– Да. Это странно… я знаю… я вообще странный, наверное…

– Если не сказать больше! Хотя, вот, вижу… Видимо, до отъезда в отпуск ты был более активным пользователем. Автомастерская, работа, стрелковый клуб… О-о! «Стокгольм 24» – это что за контакт?

– Один из журналов, для которых я делаю переводы… помимо основной работы.

Он выслушал меня, подозрительно прищурив глаза, а потом нажал кнопку вызова. Долго слушал длинные гудки, а потом на том конце сработал автоответчик коммутатора, подтвердивший мои слова и предложивший соединить с конкретным сотрудником редакции журнала. Рон МакКонел отключил вызов. Еще полистал список прошлых звонков и снова спросил:

– А «Ивор и Аника»? Это кто такие? Неужели живые люди?

– Это мои знакомые… Они в другом журнале работают… Поженились пару месяцев назад…

После этого Рон МакКонел проверил мой телефон на наличие в нем карты памяти и, убедившись, что таковой в нем нет, швырнул его на кровать.

– Да куда же она засунула эту чертову хреновину! – прокричал он, схватил со столика мою бейсболку и со злостью зашвырнул ее в угол комнаты.

Я только сильнее вжался в кресло.

Прорычав, Рон МакКонел сделал глубокий вдох, выдохнул, и самообладание к нему вернулось. Он сел на край кровати, открыл коробку с пиццей, оторвал от нее кусок и принялся жевать.

– Поешь тоже, а то она остыла уже… – спокойно сказал он с набитым ртом. – Пиво есть?

Я не ответил. Просто почувствовал, как внутри меня резко устремился вверх обжигающий пищевод ком. Зажал рот рукой и бросился в ванную, едва не споткнувшись об тело. МакКонел медленно проследовал за мной и подпер плечом дверной косяк. Наблюдая за тем, как я обнимаюсь с унитазом, он так же невозмутимо продолжал есть пиццу.

– Как закончишь, наведи в комнате порядок… Слышишь?

Я, не оборачиваясь, кивнул в ответ.

– Жмурика не трогай. Я его уложу сейчас нормально, а то мы потом его не разогнем, когда окоченение наступит… А я пока повешу на двери таблички, чтобы нас никто не беспокоил…

Дальше я уже ничего не слышал. Или просто не запоминал, что он там еще говорил. Мне было не интересно. Для меня все, что могло случиться дальше, уже не имело значения. Я знал – это конец. И мне было плевать, что меня кто-то услышит. Я сидел на полу, обхватив голову руками и уперевшись локтями в опущенное сиденье унитаза, и выл, как дикое животное.

Но через полчаса мое сознание снова прояснилось. И только дрожь в конечностях не собиралась отступать. Зато я смог подняться на ноги и медленно вернулся в комнату, где Рон МакКонел сидел в кресле и, отключив звук, смотрел по телевизору «Улицу Сезам». Как будто у этого человека нервы отсутствовали напрочь. Мертвый немец по-прежнему лежал на полу, только уже на спине.