Капитан Соколин - [19]
— Ты уж извини, Павел Федорович… — Голос его дрогнул. — Какой же без тебя праздник! А печь завтра сдаем. Твоя же печь.
В первую минуту Дубов не мог вымолвить ни слова.
Он долго молча смотрел на Васю Штыбова, на старика Пенькова. Вася виновато улыбался и лукаво глядел на него.
— Ну и жук ты, Вася, — сказал наконец Дубов. — А ведь я из-за тебя своих результатов не досмотрел…
Дома Павел Федорович прежде всего переоделся. Любимая его синяя вышитая косоворотка оказалась вдруг необычайно просторной.
«Похудел, Павел, похудел», весело подмигнул он себе в зеркало.
— Ну как? — самодовольно спросил жену, — Молодым приехал?
— И загар у тебя, Паша, точно с курорта, — удивлялась жена.
— Что там курорт! — усмехнулся Дубай. — На, Митька, бери ромбы. — кинул он сыну гимнастерку.
— Только два… — разочарованно посмотрел на него Митя.
Впрочем, он удовольствовался и двумя; водрузил на голову отцовскую пилотку, надел через плечо ремень, вколол ромбы и гордо маршировал по комнате.
Потом, вспомнив что-то, снова подбежал к отцу, намыливавшему щеки.
— Отец, — сказал Митя укоризненно, — а значок, ворошиловский значок, забыл?
— Ну, брат Митька, — горестно сказал, кладя бритву и разводя руками, Дубов, — беда… Свистнул, Митяй, ворошиловский значок. Задержка со значком вышла…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Василий Гордеев был родом из Приамурского района. Там в пограничной деревушке осталась у него старушка-мать. Он не видал ее много лет — с тех пор, как ушел с Дальнего Востока и скитался по всей стране. Совсем недавно капитан Соколин разыскал старушку. Неизвестно, о чем написал ей капитан, только Гордеев неожиданно получил весточку из Приамурского района.
Теперь он регулярно получал с Дальнего Востока письма в больших, склеенных из газетной бумаги конвертах.
По профессии Гордеев был хлебопеком; из оружия видел в детстве только старую берданку дяди-партизана, с которой и сам изредка ходил на охоту, а здесь, в полку, заинтересовался Вася сложными стрелковыми механизмами.
Особой любовью пользовался у Гордеева пулемет Дегтярева. С тщательностью перетирал он каждую часть пулемета. Правда, половина ружейного масла оставалась у него на гимнастерке, и отделком Дроздюк каждый раз после чистки, при взгляде на Гордеева, в отчаянии всплескивал руками. Но пулемет блестел, как солнце. И Дроздюк, неоднократно хотевший отставить Гордеева от чистки пулемета, не мог этого сделать. Никто во всей роте не любил так оружия, как Гордеев.
— Товарищ напитая, — жаловался Дроздюк Соколину, — не знаю я, что мне с этим Гордеевым делать! Прямо тип какой-то. Хоть описать его в стенной газете!
Дружба капитана с Гордеевым росла. Несколько секунд, когда висели они на одном парашюте, связали их на всю жизнь. Гордеев рассказывая Соколину о всех своих радостях и горестях.
Дружил Соколин и с Дроздюком. Соколин знал, что заведена у Дроздюка тетрадка, куда записывает он всякие случаи военной жизни. Тетрадки этой Дроздюк никому не показывал, но когда в батальон пришел старый товарищ комбата, представитель окружной газеты, чтоб собрать материал для литературного сборника, направил его капитан прямо к Дроздюку. Так и появился в скором временя в печати первый рассказ из жизни полка.
Описал Дроздюк в рассказе происшествие, которое глубоко взволновало его.
Был он командиром лучшего в батальоне отделения. Работу его с бойцами неоднократно отмечали и комиссар полка и секретарь комсомольского комитета, а тут вот мимо него прошло событие, которое могло доставить отделению и его доблестному командиру великую славу.
…На полковом собрании, посвященном подготовке к партийным перевыборам, выступали командиры и бойцы, и каждый в честь перевыборов брал на себя ударное обязательство по учебе. Василия Гордеева на собрании не было, и Дроздюк был мрачен. В других отделениях батальона явка была стопроцентной.
Да и вообще Гордеев стал последнее время избегать отделкома. Гордеев не раз просил отпуск, не объясняя цели. Командир роты отказывал ему, Дроздюк часто делал ему замечания: в неучебное время Гордеев куда-то скрывался и пропадал на долгие часы. «Не уходит ли он в самовольную?» тревожился Дроздюк.
Но на поверку Гордеев являлся всегда вовремя. Какая-то тайна проникла в отделение Дроздюка. И он, командир отделения, бессилен был постичь ее.
Вот и сейчас все бойцы на месте — Гордеева нет. Отделком беспокойно ерзал на скамье и оглядывался по сторонам. Он уже выступил и объявил свои обязательства по стрелковому делу и политграмоте, и комиссар полка опять отметил его в своей речи. Но это не радовало отделкома. Отсутствие Гордеева угнетало его. «Неужто в самовольную?..»
Собрание уже подходило к концу, и Дроздюк собирался доложить об исчезновении Гордеева лейтенанту, когда…
Дальнейшее происшествие красочно описывал сам Дроздюк в рассказе, напечатанном под названием «Тайна» в окружном Военкоровском сборнике:
«…Гляжу, показывается на пороге — кто бы, вы думали? Товарищ Гордеев, собственной персоной. Только Гордеев на Гордеева не похож. Гимнастерка вычищена и даже на все пуговицы застегнута. И тащит товарищ Гордеев какую-то непонятную штуковину и — прямо к столу президиума.
