Капитан Пирожков - [14]

Жуткие рассказы о злодеяниях белогвардейцев не давали Якову Михайловичу покоя. Почти все Прикамье оказалось в руках врага. За несколько дней до нового 1919 года колчаковские войска захватили Пермь. Немного позже они ворвались в Орел. Пирожков часто думал о своем доме. Узнать бы, как там идут дела, как здоровье жены и детей.

А дома беспокоились о Якове Михайловиче. В августе 1918 года Анисья Васильевна получила из Сарапула письмо от мужа. После этого он как в воду канул. О его судьбе ходили разноречивые слухи: одни говорили, что Пирожков погиб при затоплении парохода, другие передавали, что его, тяжелораненого, захватили белогвардейцы. Проверить же эти слухи не было никакой возможности.

Анисья Васильевна несколько раз расспрашивала знакомых капитанов, где они встречали Якова Михайловича в последний раз. Потом узнала: в Орел доходят письма от капитана парохода «Зоя» Александра Ивановича Десятова. Пошла к Десятовым и попросила узнать в письмах о судьбе ее мужа. Долго не приходил ответ. Наконец в июле 1919 года долгожданное письмо пришло. Александр Иванович писал: «Нашел Якова Михайловича в Чистополе, четыре месяца лежал в больнице, сейчас живет в богадельне. Не видит глазами…»

К тому времени советские войска очистили от белогвардейской нечисти все Прикамье. Анисья Васильевна решила немедленно поехать в Чистополь и привезти мужа. Ей помогли получить проездной билет, посадили на пароход. Но доехала она только до Сарапула. Там узнала, что Яков Михайлович утром проследовал на пароходе в Пермь… Как только услышала это, немедленно бросилась искать пароход, чтобы во что бы то ни стало застать мужа в Перми и вместе с ним вернуться домой.

И вот она в Перми перед красивым особняком, принадлежавшим до революции пароходчику Мешкову. Теперь здесь управление водного транспорта. Сердце Анисьи Васильевны сильно стучало от волнения, когда она поднималась по лестнице. Где искать мужа? Кого спросить? Осмотрелась вокруг и вдруг видит: у окна стоит в раздумье какой-то мужчина с взлохмаченной бородой. Сразу узнала милые, дорогие черты и неудержимо бросилась к мужу…

Как он изменился! Она вглядывалась в него и глотала слезы, с трудом сдерживая рыдание. Похудел и постарел. Недавно ему исполнилось сорок четыре года, а седина уже посеребрила его виски и ниточками вплелась в бороду.

— Почему ты не писал? — переспрашивает она в который раз.

Яков Михайлович гладил ее маленькие руки и, ухмыляясь в бороду, говорил:

— Хотелось самому приехать. Без поводыря…

Несколько раз он пробовал шутить, но настоящей шутки не получалось. Анисья Васильевна хорошо понимала, что этими шутками он хочет смягчить то большое горе, которое навалилось на него и на всю семью.

В Орел выехали вместе.

Встретили Якова Михайловича сердечно не только родные, но и далекие знакомые. Несколько дней в доме не закрывались двери. Все расспрашивали его, рассказывали ему. Каждого он обнимал, проводил пальцами по лицу, как будто хотел припомнить знакомые черты.

Много разных новостей услышал он в те дни.

— Помнишь, Михайлыч, штурвального Владимирцева?

— Как же не помнить.

— Его уже нет в живых. Вместе с братьями Молоковских и еще с одним колчаковцы расстреляли. Всех на месте и зарыли. Потом уже наши перенесли их в братскую могилу на площадь.

— Жаль их. Хорошие люди были. Работяги.

— А про Шанина Осипа не говорили тебе?

— Еще не успели. А что с ним сталось?

— Сбежал с колчаковцами.

— Ну и черт с ним! — зло махнул рукой Пирожков. — Расскажите лучше, как работает флот.

— Сожгли разбойники в Левшино самые лучшие пароходы.

Еще по пути в Пермь Яков Михайлович слышал о злодеянии, совершенном колчаковцами в районе Левшино. Перед отступлением из Перми белогвардейцы загнали в устье Чусовой почти весь камский флот, затем выпустили в реку из береговых резервуаров несколько тысяч тонн нефтепродуктов и подожгли их. Горючая масса расплывалась по реке и охватывала суда пламенем. Двое суток горела Чусовая. В огне погибло свыше ста пассажирских, буксирных и стоечных судов.

Теперь еще раз, со всеми подробностями, рассказали Пирожкову о недавних событиях в Левшино. С помощью друзей он попытался восстановить в памяти названия погибших судов. Ведь каждый пароход, который плавал по Каме, ему довелось видеть не раз. Какие тут только пароходы не вспомнили! «Ливадию», «Каму», «Кунгур», «Ерша», «Мефодия», «Пермь», «Александра»… Названиям не было конца.

— Оставили Каму без флота, — горевал Яков Михайлович. — Наш, народный, был, поэтому супостаты и сожгли его. Сколько теперь сил понадобится, чтобы восстановить эти суда.

Такие большие потери, как Камское пароходство, не понесло в гражданской войне ни одно пароходство.

Когда Пирожкову рассказали, что команды «Василия», «Звениги» и других не дали колчаковцам погубить свои суда и, рискуя жизнью, увели их в верховья Камы, его охватила большая радость.

— Молодцы! Настоящие водники!..

Якова Михайловича не спрашивали, что он будет делать, став слепым. Сам всем говорил:

— Сидеть дома не буду. Пока живу, с Камой не расстанусь! Тридцать лет, до самой смерти, он не отступал от своего слова.

Род Пирожковых крепок