Капитан Михалис - [66]

Шрифт
Интервал

Солнце клонилось к закату, корзина опустела. Идоменеас хлопал в ладоши и пел фальцетом какие-то старинные частушки. Забыл он про царей, королей, президентов, про свои послания на плотных листах бумаги – про все на свете, – и казалось, жизнь свою прожил только для того, чтобы сейчас насладиться пением.

Вдруг откуда-то послышался отчаянный детский плач.

– Папа! Папа!

Коливас вскочил и выглянул из могилы.

– Это же моя дочь Леньо! Ну, что там стряслось? Чего ты кричишь?

– Папа, папа, мама умерла!

– Как – умерла?! Да говори толком!

– Умерла! Умерла! – захлебывалась девочка.

Коливас налил полную рюмку, выпил, промокнул усы. Потом вылез из могилы, взял лопату и, поплевав на ладони, принялся копать.

– Ладно, ступай домой, я сейчас приду!

Глава VI

Сегодня многочисленная родня капитана Михалиса собралась из четырех деревень – Петрокефало, Ай-Янниса, Крусонаса и Коккино-Пиргоса – в Мегалокастро, на венчание младшего отпрыска, Сиезасыра. В Петрокефало, откуда шел их род, еще жил столетний капитан Сифакас, глава славной династии, поэтому сперва из соседних деревень дети и внуки заехали за ним: кто на мулах, кто на лошадях под красными расшитыми попонами. Отдельно везли груз свадебных подарков: жареных ягнят и поросят, головки сыра и брынзы, бурдюки с вином и оливковым маслом, горшки с медом, мешки изюма, миндаля и связки сушеного инжира.

На пороге уже поджидал дед Сифакас, заслоняя своим грузным телом весь проход. Он принарядился, надел праздничные суконные штаны, черные сапоги, повязал черный платок на голову, в руки взял длинный сучковатый посох. Густая борода свешивалась до пояса, запавшие глаза блестели из-под кустистых бровей. Руки, выглядывающие из широких рукавов белоснежной рубахи, были сухие, узловатые, как ствол старой оливы. Он обвел взглядом своих потомков и удовлетворенно улыбнулся: всю улицу заполонили!

– Рад вас видеть, дети мои! – сказал он, раскрывая объятия. – Вон какая у меня буйная поросль!

Толпа радостно зашумела, приветствуя старика. Двое внуков подвели деду его древнюю кобылу: один держал ее под уздцы, другой придерживал стремя. Сбоку подставили корыто, чтобы старику было ловчее влезать. Но Сифакас засмеялся и отстранил внуков.

– Вы что ж думаете, я развалина какая? А ну расступитесь! – Он оперся своими могучими ручищами о круп лошади и в мгновение ока очутился в седле.

– Ай да дед! – послышались со всех сторон восхищенные возгласы. – Дай Бог тебе тысячу лет прожить!

– Тысяча – это уж слишком! – отозвался Сифакас. – Хватит с меня и пятисот!

У него было одиннадцать сыновей и четыре дочери – здоровьем все в отца пошли. Только последний не удался: тощий, хилый, будто и не Сифакаса плоть.

– И что нам с ним делать? – все спрашивал он у жены, когда Сиезасыр подрос. – В пастухи не годится, воровать – тоже: трусоват. Про то, чтоб землю пахать, я и не говорю. И в море не пошлешь – качки не переносит. В кого он такой уродился?

– Ну и что? – возражала старуха, которая любила и жалела своего последыша. – Пускай на попа учится.

– И то верно. А еще лучше – на учителя. Поп-то в деревне есть, а вот учителя нет.

Так и отправили Сиезасыра в Мегалокастро учиться. Отослав сына с глаз долой, старый Сифакас вздохнул с облегчением. Остальными детьми он очень даже гордился, а за этого стыдно было перед людьми.

– Когда мои сыновья обедают, – говаривал он, – весь дом ходуном ходит. «Что случилось – уж не землетрясение ли?» – спрашивают люди. «Нет, это семья Сифакаса села обедать!»

Но пришел Харон, заглянул на большое подворье, и показалось ему, что больно много здесь добрых молодцев, – потребовал своей доли. Кто за свободу жизнь отдал – хоть не обидно, – а кого и болезнь скосила. Однако успели сыновья и дочери наплодить ему внуков да правнуков, дай им Бог счастья! Только он, старый Сифакас, оставляет после себя сотню, а эти в свой черед тысячу народят, чтобы пополнить критское войско. Пусть многих опять заберет к себе Харон, многих уничтожит турок, но закваску дедову все одно не избыть. Теперь можно и помирать спокойно: Харона он таки одолел…

– С Богом, дети! – воскликнул Сифакас, поднимая руку. – Поехали женить младшенького!

По обеим сторонам от деда ехали два старших сына, сами уже деды, но такие, что молодым до них далеко. Манусакас – богатый хозяин из Ай-Янниса и Фанурисо – владелец большого стада.

Этот Фануриос, огромный, устрашающего вида мужик, большую часть года проводил в Ласифьотских горах. Иногда от одиночества кровь ударяла ему в голову, хотелось к чему-то приложить нерастраченную силу, и он спускался в долину, отвязывал пасшегося в окрестностях Петрокефало матерого быка и вступал с ним в яростную схватку. Никого на свете не боялся этот великан, кроме своей жены Деспиньи, голубоглазой, маленькой и такой хрупкой, что, казалось, дунь – и упадет. Но дикарь Фануриос трепетал перед ней, становился тише воды, ниже травы, ни выпить лишнего, ни ругнуться себе не позволял.

Лишь глубокой ночью, когда жена засыпала, Фануриос высовывал ручищу из окна, хватал за шиворот случайного прохожего и затягивал к себе в комнату. Порой он затаскивал в окно и нескольких человек, но все в деревне знали, что шума поднимать нельзя, поэтому даже чокались неслышно, зажав рюмку в кулаке. Увидев, что гости уже пьяные в стельку, хозяин таким же манером выпроваживал их за окно, а сам шел в постель, к жене. Худо-бедно, нажили они семерых детей…


Еще от автора Никос Казандзакис
Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Невероятные похождения Алексиса Зорбаса

Творческое наследие Никоса Казандзакиса (1883–1957) – писателя, поэта, драматурга, эссеиста, исследователя и переводчика – по праву считается одним из наиболее значительных вкладов в литературу XX века. Родная Греция неоднократно предоставляла писателю возможность испытать себя и вплотную соприкоснуться с самыми разными проявлениями человеческого духа. Эта многогранность нашла блистательное отражение в романе о похождениях грека Алексиса Зорбаса, вышедшем в 1943 году, экранизированном в 1964-м (три «Оскара» в 1965-м) и сразу же поставившем своего создателя в ряд крупнейших романистов мира.


Последнее искушение Христа

«Последнее искушение Христа» — роман греческого писателя Никоса Казандзакиса, который принес его автору всемирную известность. Впоследствии американский режиссёр Мартин Скорсезе снял по этому роману фильм, также ставший заметным событием в культуре XX века.


Последнее искушение

Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив ее в свет, я исполнил свой долг — долг человека, который много боролся, испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще сильнее и искреннее, чем прежде.Н. Казандзакис.


Грек Зорба

Писатель, от лица которого ведётся повествование, решает в корне изменить свою жизнь и стать человеком действия. Он арендует угольное месторождение на Крите и отправляется туда заниматься `настоящим делом`. Судьба не приносит ему успеха в бизнесе, не способствует осуществлению идеалистических планов, но дарует нечто большее. Судьба даёт ему в напарники Зорбу.`Грек Зорба` — роман увлекательный, смешной и грустный, глубокий и тонкий. Мы встретимся с совершенно невероятным персонажем — редчайшим среди людей, живущих на Земле.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.