Капитан Михалис - [64]

Шрифт
Интервал

– Ну вот, сейчас опять сцепятся! – ворчала Доксанья, подавая им на подносе кофе с бубликами.

Идоменеас раскрывал отцовскую табакерку слоновой кости, и какое-то время, сидя друг против друга, они молча курили. Каждый обдумывал тему поважнее для сегодняшнего разговора. Наконец Димитрос раскрывал какую-нибудь книгу – астрономию, катехизис, риторику, историю Трикуписа[51] или Критовулидиса[52], а в последнее время все чаще одну английскую книгу, взбудоражившую всех тем, что в ней доказывалось, будто человек произошел от обезьяны. Сиезасыр слушал раскрыв рот. А потом начиналось обсуждение; друзья постепенно входили в азарт и начинали орать во всю глотку. Старая Доксанья подглядывала за ними в замочную скважину, ожидая момента, когда придется их разнимать.

Кроме учителя у Идоменеаса изредка бывал еще один знакомый с детских лет – капитан Поликсингис. Они жили по соседству и до тех пор, пока несчастного Идоменеаса не испортили европейской премудростью, считались друзьями. Когда приходил щеголеватый капитан Поликсингис, унылая, заваленная бумагами и географическими картами комната оглашалась смехом. Кир Идоменеас глядел на него и дивился, как человек может быть столь легкомыслен и невежественен. Иногда капитану Поликсингису с большим трудом удавалось вытащить ученого приятеля на прогулку к Трем аркам, но кир Идоменеас не терпел скопления народа и всегда старался улизнуть. Сегодня, на третий день Пасхи, он получил от Поликсингиса записку: «Дорогой друг Идоменеас! Прошу тебя прийти вместе с капитаном Стефанисом ко мне на встречу. Это крайне необходимо. Речь идет о жизни и смерти!» Кир Идоменеас перепугался и без звука пошел за капитаном Стефанисом.

– Что ты имел в виду, когда писал, что речь идет о жизни и смерти? – обратился он к приятелю с вопросом.

– Тсс! Сейчас сам увидишь!

Впереди показалась высокая кладбищенская ограда, сквозь которую проглядывали черные кресты и цветущие кипарисы. Идоменеас остановился в растерянности.

– Мы что, на кладбище?

– А куда ж еще?! – засмеялся капитан Поликсингис. – Разве не сюда мы все идем с самого рождения? Не пугайся, Идоменеас.

У ворот их поджидал могильщик Коливас, загорелый, мордастый, с непокрытой головой, он глядел на них из-под ладони. Имея каждый день дело со смертью, Коливас разуверился в этом таинстве и не боялся теперь ни Бога, ни черта.

Все в городе знали про его нечистый промысел: он раскапывал свежие могилы, снимал одежду с покойников и таким образом одевал и себя, и семью. И ни один призрак за много лет не явился, чтобы ему пригрозить. Зато души усопших измучили его придурковатую жену, оттого она вся высохла и заболела чахоткой. Так что скоро Коливасу придется и для нее рыть могилу. Она уже и теперь похожа на труп – одни кости торчат. А с чего бы? Ведь питаются они хорошо – кутьей да просвирками. Одеты тоже неплохо – спасибо покойникам! И добра всякого в доме достаточно: простыни, белье – все из саванов. Но, видать, не впрок ей это богатство, день за днем вампиры сосут из нее кровь.

А Коливасу хоть бы что: он смеется над живыми и мертвыми. И пусть эти ничтожные людишки сторонятся его, пускай говорят, что своим обличьем он напоминает Харона, – ему на них плевать.

– И чего шарахаются? – ухмылялся он. – Все равно ведь никуда им от меня не деться, все рано или поздно придут ко мне в гости.

Был у Коливаса только один друг, который, как и он, не страшился смерти и смеялся над суевериями, – капитан Поликсингис. Человек широкий, сердечный, большой любитель погулять, он частенько приходил с выпивкой и закуской к своей могиле, которую вырыл для него Коливас, они вдвоем спускались в яму и устраивали пир.

– Смертию смерть поправ! – выкрикивал Поликсингис, заливаясь смехом.

На сей раз Коливас, как обычно, встретил капитана Поликсингиса и его друзей с распростертыми объятьями.

– Быстрее! – крикнул он, завидев их издали. – А то как бы какие-нибудь похороны не испортили нам всю музыку! Вендузос с лирой уже внизу.

– Куда это мы? – опять спросил кир Идоменеас, не решаясь вступить в кладбищенские ворота.

– Идем попирать смерть, дружище! – ответил ему Коливас. – Не все же ей нас попирать!

Они шли меж надгробий с зажженными лампадками, перешагивали могилы, топтали траву и ромашки. Коливас, как настоящий хозяин, показывал дорогу. Вдруг из ямы высунулась человеческая голова. Идоменеас вскрикнул от ужаса. Но Коливас, засмеявшись, успокоил его:

– Да не бойся ты, это же Вендузос!

Тот был уже под мухой. Капитан Поликсингис заранее отправил сюда с Али-агой угощение, и Вендузос, явившись раньше приятелей, не выдержал и приложился к горлышку. Захмелев, он засунул себе за ухо ромашку, улегся на каменный помост, закрыл глаза и вообразил, будто он уже умер: надо же привыкать потихоньку. Однако то и дело воскресал, чтобы опрокинуть очередную рюмочку. Когда послышались шаги и голоса, он выглянул из могилы.

Коливас отвел в сторону капитана Поликсингиса.

– И зачем, хозяин, тебе этот Вендузос? После хлопот не оберемся, помяни мое слово! Где это видано, чтобы в могиле на лире играть?!

– Но мы же едим и пьем в могиле – это ведь тоже вроде не принято.


Еще от автора Никос Казандзакис
Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Невероятные похождения Алексиса Зорбаса

Творческое наследие Никоса Казандзакиса (1883–1957) – писателя, поэта, драматурга, эссеиста, исследователя и переводчика – по праву считается одним из наиболее значительных вкладов в литературу XX века. Родная Греция неоднократно предоставляла писателю возможность испытать себя и вплотную соприкоснуться с самыми разными проявлениями человеческого духа. Эта многогранность нашла блистательное отражение в романе о похождениях грека Алексиса Зорбаса, вышедшем в 1943 году, экранизированном в 1964-м (три «Оскара» в 1965-м) и сразу же поставившем своего создателя в ряд крупнейших романистов мира.


Последнее искушение Христа

«Последнее искушение Христа» — роман греческого писателя Никоса Казандзакиса, который принес его автору всемирную известность. Впоследствии американский режиссёр Мартин Скорсезе снял по этому роману фильм, также ставший заметным событием в культуре XX века.


Последнее искушение

Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив ее в свет, я исполнил свой долг — долг человека, который много боролся, испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще сильнее и искреннее, чем прежде.Н. Казандзакис.


Грек Зорба

Писатель, от лица которого ведётся повествование, решает в корне изменить свою жизнь и стать человеком действия. Он арендует угольное месторождение на Крите и отправляется туда заниматься `настоящим делом`. Судьба не приносит ему успеха в бизнесе, не способствует осуществлению идеалистических планов, но дарует нечто большее. Судьба даёт ему в напарники Зорбу.`Грек Зорба` — роман увлекательный, смешной и грустный, глубокий и тонкий. Мы встретимся с совершенно невероятным персонажем — редчайшим среди людей, живущих на Земле.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.