Капитан Михалис - [141]
Много лет подряд пастух представлял себе этот рай и страстно желал попасть туда. Наконец не утерпел, перебросил через плечо стоптанные башмаки, чтобы совсем не побить их о камни, и пустился бегом с горы в Мегалокастро. Целых семь часов бежал. К вечеру добрался до крепостных ворот и только здесь перевел дух. Ему вдруг стало стыдно, что не смог он побороть искушение… Подумал, подумал, да и повернул назад… «А я не поверну», – решил Козмас и бросился вслед за девушкой.
По оранжевой блузке он отличил ее в серой толпе. Догнав, схватил за руку. Девушка испуганно отпрянула.
– Я увидел вас в окно книжной лавки и подумал, что должен вас остановить! Это просто невозможно, чтоб вы прошли мимо…
– Вы сумасшедший, а может быть, поэт, – отозвалась девушка. – Только, извините, я тороплюсь…
– Куда?
– Я… – Она замялась.
Козмас никак не хотел отпускать ее руку.
– Не уходите, – взмолился он.
Девушка внимательно посмотрела на него. В тонких черных бровях был какой-то мучительный излом.
– Пойдемте со мной! – снова попросил Козмас.
– Куда?
– Всюду!
– Что?! – Брови взметнулись еще выше. Казалось, она вот-вот заплачет.
– Да нет, вы не пугайтесь, просто немного погуляем, поговорим, о чем успеем… Ведь жизнь так коротка!
Девушка вскинула золотистую головку.
– Да, жизнь слишком коротка… Ну что ж, пойдемте!
Они пошли по улице, свернули в парк. Небо из лучисто-изумрудного сделалось нежно-фиолетовым, потом густо-синим. Первым заговорил Козмас: рассказал девушке о своем многострадальном острове, о деспоте отце, о мученице матери…
– Вы как будто открываете мне душу, – вздохнула она. – Отчего?
– Оттого что тороплюсь. Вы ведь тоже торопитесь, нам обоим некогда… В другие времена, должно быть, проходили годы, прежде чем люди решались на то, на что мы решились в один миг.
Они сели на скамейку.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Ноэми.
– Скажите, Ноэми, у вас ведь, наверно, жизнь тоже не сладкая. Критянину можно довериться.
– А что такое критянин?
– Человек, говорящий правду.
Была уже ночь, когда они поднялись со скамьи. От исповеди девушки сердце Козмаса наполнилось горечью и гневом. Это маленькое существо как будто вобрало в себя боль и беды всего мира. Ее слова постепенно приоткрывали перед ним завесу над человеческой жестокостью, подлостью, безумием. Он закрыл ладонями лицо и не только слышал, но и видел: казаки вихрем врываются на конях в еврейское местечко, взламывают двери, убивают… Затем всех оставшихся сгоняют в кучу и ведут по заснеженному полю. Отец Ноэми, старый раввин с белой длинной бородой, идет впереди всех по глубокому снегу… Люди падают от холода, от усталости, их число редеет… На поле остаются лежать женщины и дети…
Ноэми заплакала. Козмас обнял ее за плечи.
– Как вам удалось спастись?
– Сама не знаю. Все это как сон… – И вдруг сорвалась, вскрикнула, – не спрашивайте меня, не спрашивайте ни о чем!
Козмас погладил девушку по волосам.
– Я не буду, не буду. Успокойтесь…
Наступило молчание.
– А куда вы так торопились сегодня? – все же решился он задать вопрос.
– Я решила…
– Что?
– Вот эту блузку мне подарила подруга. Я надела ее, причесалась как можно лучше и пошла… – Голос опять изменил ей, но, собравшись с духом, она все же закончила —…топиться. Не могу, мне надо избавиться от всего этого.
Козмас наклонился и поцеловал ей руку.
– Пошли! – сказал он.
– Куда?!
– Со мной, Ноэми. Зачем спрашивать? Я же вижу, вы мне доверяете! И я никогда вас не оставлю. Все оставили, а я не оставлю.
В темноте аллеи Козмасу было плохо видно ее лицо. Он решил ничего больше не говорить: пусть эта сирота спокойно подумает, прежде чем принять решение, пусть спросит совета у своих святых.
Наконец Ноэми взглянула на него и сказала тихо, но твердо:
– Пошли!
Луна спряталась за тучами. Постель погрузилась в темноту. Мать и сестра внизу, видно, еще не спят: сюда едва доносятся их голоса. Козмас прислушался к голосу матери, мерному, спокойному, будто журчание воды в ночи. Жалобно залаяла собака и тут же смолкла. В воздухе разлит аромат базилика, напоминающий о юности. Базилик, майоран, гвоздики, жасмин – давние его друзья.
Я на родине, думает Козмас. В доме, где родился, а рядом – моя жена… Его переполняют воспоминания, блаженное тепло родительского дома греет душу…
Вдруг совсем рядом резко распахнулось окно. Козмас замер. Тишина, чьи-то шаги на улице и сдавленный, полный отчаяния голос:
– Полночь? Скоро полночь?!
Шаги стихли, окно захлопнулось.
– Господи! – прошептал Козмас, чувствуя, как мурашки бегут по телу.
Он так и не уснул в эту ночь: лежал на постели, широко раскрыв глаза, ощущая на щеках влагу слез. А когда увидел через окно, что небо постепенно сереет, тихонько, чтоб не разбудить жену, выскользнул из постели, оделся, спустился вниз и сел на диване, где обычно сидел отец. Это было своего рода вызовом покойному: хватит ему занимать место на их диване, в их душе и в жизни. Он не позволит отцу здесь распоряжаться, не даст в обиду свою жену… Надо же, оказывается, несмотря на долгие годы ученья в Европе, душа так и осталась черной пещерой, населенной призраками!..
Вошла сестра, желтая, мрачная. Увидев брата на отцовском месте, отпрянула, как будто испугалась, что отец воскрес. С той самой ночи, когда он оттащил ее за волосы от калитки, она возненавидела отца. Эта ненависть, как ни странно, дала Марии жизненные силы. Да, она будет жить, чтоб проклинать его, чтоб ему и на том свете не было покоя. Каждую ночь открывала она свои сундуки и перебирала приданое – ночные рубашки с широкими, ручной работы кружевами, узорчатые тканые одеяла, шелковистые льняные простыни. Сердце ее разрывалось от боли, и Мария в исступлении хрипела:
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Творческое наследие Никоса Казандзакиса (1883–1957) – писателя, поэта, драматурга, эссеиста, исследователя и переводчика – по праву считается одним из наиболее значительных вкладов в литературу XX века. Родная Греция неоднократно предоставляла писателю возможность испытать себя и вплотную соприкоснуться с самыми разными проявлениями человеческого духа. Эта многогранность нашла блистательное отражение в романе о похождениях грека Алексиса Зорбаса, вышедшем в 1943 году, экранизированном в 1964-м (три «Оскара» в 1965-м) и сразу же поставившем своего создателя в ряд крупнейших романистов мира.
«Последнее искушение Христа» — роман греческого писателя Никоса Казандзакиса, который принес его автору всемирную известность. Впоследствии американский режиссёр Мартин Скорсезе снял по этому роману фильм, также ставший заметным событием в культуре XX века.
Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив ее в свет, я исполнил свой долг — долг человека, который много боролся, испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще сильнее и искреннее, чем прежде.Н. Казандзакис.
Писатель, от лица которого ведётся повествование, решает в корне изменить свою жизнь и стать человеком действия. Он арендует угольное месторождение на Крите и отправляется туда заниматься `настоящим делом`. Судьба не приносит ему успеха в бизнесе, не способствует осуществлению идеалистических планов, но дарует нечто большее. Судьба даёт ему в напарники Зорбу.`Грек Зорба` — роман увлекательный, смешной и грустный, глубокий и тонкий. Мы встретимся с совершенно невероятным персонажем — редчайшим среди людей, живущих на Земле.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.