Капитан Михалис - [100]

Шрифт
Интервал

Идоменеас из кабинета слышал дикие вопли и тяжелые шаги поднимающихся турок. Час пробил, подумал он. Держи себя достойно, Идоменеас!

Он посмотрел вокруг, будто хотел сам, по своему желанию, выбрать себе смерть. На стенах не было оружия, да и зачем оно ему? Не саблей он воевал, а умом. Его оружием было перо. И вот Идоменеас принял решение.

– Здесь мой пост, – сказал он, ударив кулаком по столу. – Здесь я сражался, здесь и умру.

И, взяв ручку, сел…

Навалившись всем скопом на дверь, турки сорвали ее с петель. На какое-то мгновение они оцепенели, растерялись, увидев грека, спокойно склонившегося над большим, запятнанным кровью листом бумаги.

– Говори, гяур, куда спрятал сокровища? – закричали турки.

Идоменеас поднял голову.

– Здесь они, – гордо ответил он и показал на свою голову.

Один рассмеялся:

– Твоя голова сундук, что ли?

– А ну-ка разбей ее, Ибрагим, посмотрим, что там внутри! – сказал другой.

И, прежде чем кир Идоменеас успел ответить, турок одним ударом сабли рассек ему голову до самой шеи. По бумаге поползли смешанные с кровью мозги.

Турки разбежались по дому, растащили все – одежду, одеяла, постельное белье, столы – и двинулись дальше.

На углу они встретили арапа Сулеймана, бежавшего с десятком босых турок к дому капитана Михалиса.

– Вы откуда? – спросил он и остановился, переводя дыхание.

– От источника Идоменеаса.

– Только чтоб к капитану Михалису ни ногой, не то пущу вам кровь! Он – моя жертва, запомните!

Сулейман подошел к источнику, умылся. Его мучила жажда, и он принялся пить как бык. Один из его свиты посмотрел на рухнувшие ворота, увидел катающуюся по каменным плитам двора старуху.

– Пошли прирежем ее! – предложил он одному из своих товарищей.

– Да ну, лень мне, Мустафа. У меня уж рука онемела. Режу с самого утра.

– Вперед! За мной! – заорал арап, утолив жажду.

Турки пустились за ним, неистово размахивая ятаганами.

Капитан Михалис слышал, как приближалась распаленная толпа. В хоре голосов он узнал зычный голос арапа. Ну, это ко мне, подумал он и встал на колени за корытом, точно за бруствером. Знаком приказал Трасаки последовать его примеру.

– С нами Христос! Держись, сынок! – прошептал он и перекрестился.

Впервые в жизни отец говорил с ним так ласково и назвал его «сынок». Трасаки зарделся от счастья.

Толпа приближалась. Турки кричали, подзадоривая друг друга. У ворот арап приказал:

– Двое подставьте спины. Один перелезет и спрыгнет во двор, а то с этой стороны ворота нам не выломать. Но капитана Михалиса пальцем не трогать! Он меня опозорил, теперь я над ним посмеюсь: подвешу к платану и буду от задницы отрезать по кусочку мяса, чтоб накормить всех бездомных собак в городе!

Трасаки, услышав эти угрозы, посмотрел на отца. Тот стоял молча, взяв на прицел верхнюю часть забора.

– Слышал, отец? – спросил Трасаки.

Не оборачиваясь, Михалис процедил сквозь зубы:

– Молчи!

На миг голоса за воротами затихли, послышался шорох и прерывистое дыхание: кто-то карабкался по забору. Капитан Михалис согнулся в три погибели за корытом, видно было только дуло ружья.

Наконец над забором показалась взлохмаченная голова, в зубах у турка был широкий сверкающий нож. Он обвел колючим взглядом двор – ни души. Высунул огромную руку, ухватился за край забора. Капитан Михалис спустил курок, пуля угодила в лоб, рука разжалась, и тяжелое тело плюхнулось на улицу.

– Аллах! – на разные голоса закричали турки, и ворота затряслись от ударов.

В комнате наверху капитанша кормила грудью ребенка, а Риньо через щелку в ставнях наблюдала за происходящим во дворе. Увидев, как с забора свалился турок, она подпрыгнула от радости и восхищенно прошептала:

– Слава твоим рукам, папа!

– Несчастная, чему ты радуешься? – сказала мать. – Жизнь наша висит на волоске. Знаешь, что задумал отец?

– Когда ворвутся турки, он нас зарежет. И правильно сделает!

– Тебе бы мальчиком родиться! – вздохнула кира Катерина. – Неужто не страшно?

– Все умирают, мама. Уж лучше смерть, чем позор!

Они внезапно умолкли, заслышав новые голоса на улице.

– Кажется, это Эфендина! – сказала Риньо и чуть приоткрыла ставень.

Она не ошиблась. Когда мимо Эфендины промчался озверевший Сулейман, у турка засосало под ложечкой. Он любил капитана, хотя тот и заставлял его два раза в год оскверняться. А может, за это он его и любил? Что за жизнь была бы у меня, если б не этот страшный грек? – думал он. Мать бьет, горожане насмехаются, швыряют в меня гнилыми лимонами, денег нет, жены нет, чести тоже нет! Ничего и никого, кроме капитана Михалиса! Благодаря ему каждые полгода у меня большая радость – большой грех. И кто знает, может, после кончины я тоже стану святым, как мой предок? И меня положат в могилу рядом с ним. Пошли Аллах здоровья капитану Михалису. Если б не он, разве я стал бы святым?.. Нет, нет, не позволю, чтобы они зарезали капитана Михалиса! Все же он человек что надо. А какое вино у него в бочках, какие колбасы, какие куры и поросята!

У Эфендины голова пошла кругом. Подтянул он штаны и бросился к дому капитана Михалиса, от тревоги за друга забыл даже, что улицы – это глубокие реки. На Широкой путь ему преградила толпа турок, нагруженных добычей.


Еще от автора Никос Казандзакис
Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Невероятные похождения Алексиса Зорбаса

Творческое наследие Никоса Казандзакиса (1883–1957) – писателя, поэта, драматурга, эссеиста, исследователя и переводчика – по праву считается одним из наиболее значительных вкладов в литературу XX века. Родная Греция неоднократно предоставляла писателю возможность испытать себя и вплотную соприкоснуться с самыми разными проявлениями человеческого духа. Эта многогранность нашла блистательное отражение в романе о похождениях грека Алексиса Зорбаса, вышедшем в 1943 году, экранизированном в 1964-м (три «Оскара» в 1965-м) и сразу же поставившем своего создателя в ряд крупнейших романистов мира.


Последнее искушение Христа

«Последнее искушение Христа» — роман греческого писателя Никоса Казандзакиса, который принес его автору всемирную известность. Впоследствии американский режиссёр Мартин Скорсезе снял по этому роману фильм, также ставший заметным событием в культуре XX века.


Последнее искушение

Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив ее в свет, я исполнил свой долг — долг человека, который много боролся, испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще сильнее и искреннее, чем прежде.Н. Казандзакис.


Грек Зорба

Писатель, от лица которого ведётся повествование, решает в корне изменить свою жизнь и стать человеком действия. Он арендует угольное месторождение на Крите и отправляется туда заниматься `настоящим делом`. Судьба не приносит ему успеха в бизнесе, не способствует осуществлению идеалистических планов, но дарует нечто большее. Судьба даёт ему в напарники Зорбу.`Грек Зорба` — роман увлекательный, смешной и грустный, глубокий и тонкий. Мы встретимся с совершенно невероятным персонажем — редчайшим среди людей, живущих на Земле.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.