Капитан Арена - [16]

Но с того времени, как были упразднены майораты и субституции, все изменилось: кредиторы стали тянуть руку к землям; младшие братья, в свою очередь, стали кредиторами старших; чтобы осуществить раздел, приходилось продавать имения, и вскоре оказалось, что продавцов больше, чем покупателей; в итоге стоимость земли упала на восемьдесят процентов; мало того, эти земли, над которыми тяготели судебные тяжбы, в ожидании решения перестали обрабатывать, и Сицилия, которая некогда тем, что оставалось лишним для ее двенадцати миллионов жителей, кормила всю Италию, не собирала уже в достаточном количестве зерна, чтобы обеспечить существование оставшихся у нее одиннадцати сотен тысяч чад.

При этом налоги, разумеется, остались прежними.

И потому в целом мире мало найдется стран таких бедных и таких несчастных, как Сицилия.

Из-за этой бедности отсутствуют искусство, литература, торговля и, следовательно, цивилизация.

Я где-то сказал, уж не помню где, что на Сицилии не трактирщики кормят путешественников, а напротив, путешественники кормят трактирщиков. Эта аксиома, которая на первый взгляд кажется парадоксальной, на самом деле является истинной правдой: путешественники едят то, что они с собой привозят, а трактирщики питаются остатками с их стола.

Из этого вытекает, что наименее развитая отрасль сицилийской цивилизации — это, конечно же, кухня. Трудно вообразить, что заставляют вас есть в лучших гостиницах, подавая это под видом знакомых и достойных уважения блюд, на которые то, что вам приносят, ничем не похоже, по крайней мере на вкус. У дверей одной лавки я увидел кровяную колбасу и, вернувшись в гостиницу, попросил подать мне это кушанье на следующий день. Мне принесли ее в самом аппетитном виде, хотя исходящий от нее запах никак не соответствовал тому, какой я ожидал. И так как я уже немного привык к кулинарным сюрпризам, которые при каждом взмахе вилкой подстерегают вас на Сицилии, то лишь едва надкусил поданную мне колбасу. И хорошо сделал: если бы я взял в рот целый кусок, то счел бы себя отравленным. Я позвал хозяина гостиницы.

— Как это у вас называется? — спросил я его, показывая предмет, только что доставивший мне столь глубокое разочарование.

— Кровяная колбаса, — отвечал он.

— Вы уверены?

— Совершенно уверен.

— А из чего делают кровяную колбасу в Палермо?

— Из чего? Ну как же! Из свиной крови, шоколада и огурцов.

Я узнал то, что хотел знать, и спрашивать что-нибудь еще мне не требовалось.

Полагаю, что жители Палермо услышали однажды от какого-нибудь французского путешественника о некоем кушанье под названием «кровяная колбаса» и, не зная, как раздобыть сведения относительно столь сложной рецептуры, просто заполучили какой-то рисунок из Парижа.

И вот в соответствии с этим рисунком они разработали состав кровяной колбасы, которую и едят теперь в Палермо.

Одно из главных притязаний сицилийцев — это красота и несравненный вкус их фруктов, однако на Сицилии нельзя найти никаких превосходных фруктов, кроме апельсинов, инжира и гранатов; остальные вообще несъедобны. К сожалению, по этому пункту у сицилийцев есть вполне правдоподобный ответ на жалобы путешественников; они предъявляют вам злополучный отрывок из своей истории, в котором рассказывается, что Нарсес привлек лангобардов в Италию, послав им сицилийские фрукты. И так как это напечатано в книге, возразить нечего, если только не высказать предположение, что в ту пору сицилийские фрукты были лучше, чем сегодня, или что лангобарды никогда не пробовали ничего, кроме яблок, предназначенных для приготовления сидра.

ЭКСКУРСИИ НА ЭОЛИЙСКИЕ ОСТРОВА Липари

Как и сказал наш капитан, мы нашли своих матросов в порту. Наша маленькая сперонара, юркая, изящная и грациозная, раскачивалась в двадцати — тридцати шагах от берега среди огромных судов, словно зимородок среди стаи лебедей. У пристани нас ждала пришвартованная лодка: мы сели в нее и через несколько минут оказались на борту сперонары.

Признаюсь, я с большим удовольствием вновь очутился среди своих добрых, славных матросов, на такой чистой и так хорошо вымытой палубе сперонары. Я заглянул в каюту: наши две койки были на своих местах. После всех этих простыней сомнительной чистоты было так упоительно видеть сияющие белизной простыни. Я с трудом не поддался искушению лечь, чтобы ощутить их свежесть.

Все это должно казаться странным читателю; но любой человек, которому довелось пересечь Романью, Калабрию или Сицилию, легко поймет меня.

Едва мы очутились на борту, как наша сперонара пришла в движение, скользя с помощью усилий четырех гребцов, и мы стали удаляться от берега. И тогда Палермо начал разворачиваться у нас на глазах, являя собой великолепное зрелище: сначала это была чуть смутная масса, которая затем стала расширяться, растягиваться, рассыпаться на белые виллы в окружении апельсиновых деревьев, каменных дубов и пальм. Вскоре вся эта роскошная долина, которую древние называли Золотой раковиной, открылась начиная от Монреале до моря, от горы Санта Розалия до мыса Дзафферано. Счастливый Палермо пускал в ход свои чары, чтобы заставить нас сожалеть о расставании — нас, кого он не сумел удержать и кто, по всей вероятности, покидал его, чтобы никогда больше с ним не встретиться.