Капитал Российской империи. Практика политической экономии - [67]
При этом правые так же, как и либералы, не имели никаких созидательных идей для решения ключевых задач. Вся их «творческая мысль» сводилась к консервации существующего порядка любыми средствами. Не случайно в аграрной проблеме мужик ими «воспринимался как враг», с которым, по словам П. Дурново, «любые политические уступки бессмысленны, компромисс невозможен, а удовлетворение требований — немыслимо, остается одно “усмирение”»>{785}. В национальном вопросе тот же П. Дурново лишь констатировал факт «растущего сепаратизма», но опять же не выдвигал никаких практических идей по сохранению государственного единства. Вся надежда консерваторов была только на силу: «Землевладельцы требовали устранить всякие сомнения относительно (их) дальнейшей судьбы… и настаивали на бескомпромиссных репрессиях»>{786}.
Первая русская революция была ими успешно подавлена, однако, отмечал М. Вебер, «русское самодержавие, в том виде, в каком оно сохранялось до сих пор, т.е. в виде централизованной полицейской бюрократии, как раз теперь, когда оно побеждает ненавистного врага, по всем очевидным признакам не имеет никакого другого выбора, кроме как рыть самому себе могилу. Так называемый ”просвещенный” деспотизм противоречил бы интересам своего же самосохранения… Самодержавие при этом смертельно ранит само себя»>{787}. Тем не менее, полагал М. Вебер в 1905 г.: «Только неудачная война могла бы окончательно покончить с самодержавием»>{788}. Пока же у «Думы нет права утверждать бюджет, что должен иметь в виду германский рынок капиталов», — предупреждал своих немецких читателей М. Вебер>{789}.
Вместе с тем М. Вебер полагал, что Россия еще «не созрела для настоящей конституционной реформы»>{790}. Несмотря на это, «для либерализма вопрос жизни — бороться с бюрократическим и якобинским централизмом, насаждать в массах старую индивидуалистическую идею “неотъемлемых прав человека” <…>, — утверждал М. Вебер, — «хотя борьба за “индивидуалистические”жизненные ценности должна учитывать «материальные» условия и следовать по пятам за их изменениями, “реализация” этих ценностей никак не гарантирована “экономическим развитием”. Шансы на “демократию” и “индивидуализм” были бы невелики, если бы мы положились на “закономерное” действие материальных интересов. Потому что материальные интересы явно ведут общество в противоположном направлении». «Мы — “индивидуалисты” и партийные сторонники “демократических” институтов, идем “против течения”, против материальных обстоятельств»>{791}.
Первая мировая война действительно приведет к падению самодержавия и дворцово-конституционному перевороту кадетов в феврале 1917 г. Однако победа идей и институтов, не обеспеченных соответствующими материальными возможностями общества, неизбежно ведет не к их торжеству, а к насилию и к разрушению, к уничтожению всего общественного организма, к хаосу и анархии. Именно к этому результату и привела «либеральная революция» Россию всего за 7 месяцев. Эту данность подчеркивали слова одного из видных кадетов, участника создания в 1918 г. Добровольческой (белой) армии, П. Струве: «Русская революция оказалась национальным банкротством и мировым позором — таков непререкаемый морально-политический итог пережитых нами с февраля 1917 г. событий».>{792}
Либералы тупым тараном пробили глухую стену самодержавия, и тем самым высвободили народную стихию, которая легко перешагнула через них и уже была готова перешагнуть вообще через всю русскую цивилизацию. И российские либералы, объединившись с правыми, спрятались за штыки военных диктатур белых генералов, взывая к Западу о помощи и интервенции[66]. И именно Запад стал их единственной опорой. Гражданская война была, по сути, навязана России иностранной интервенцией, без нее масштабной Гражданской войны в России не было бы[67].
Белые генералы, столкнувшись с либеральными идеологами поближе, быстро разочаровались в них: например, командующей Белой армией Юга России А. Деникин заявил об «особенно ярко обнаружившемся явлении: о кризисе русского либерализма»>{793}. Другой генерал, военный министр правительства Колчака А. Будберг, объяснит, в чем заключался этот «кризис»: «Для чего нужны эти бредни и вопли…, не то кадетов, не то катетоидов с самыми сумбурными марсианскими воззрениями на русскую действительность и русский народ. Много трескучих фраз, но отовсюду торчит хвостик острого желания вернуть старые удобства и привилегии; хвостик этот прикрыт, однако, каким-нибудь демократическим чехольчиком»>{794}.
При той структуре общества, при тех естественных, природных ограничениях для накопления капитала, которые существовали в России, ее развитие по западному, либерально-буржуазному пути было невозможно, но она не могла оставаться и в том архаично-полуфеодальном состоянии, в котором она пребывала.
