Капетинги и Франция - [30]

Если же он принимает последние, то новоизбранный должен принести ему клятву, и клятву, связывающую его лично, вроде той, которую приносили реймские архиепископы, начиная с Арнуля, избранного в 989 г., в которой меняются только имена собственные: «Я, Арнуль, архиепископ Реймский, обещаю королям Гуго и Роберту полностью хранить им верность, давать им помощь и совет во всех делах, не предоставлять ни помощи, ни совета их врагам, впадая в умышленную неверность»[113].

В этих условиях понятно, что история капетингской династии тесно переплетена с историей церкви в королевстве. Во всякий момент мы видим, как король вмешивается в дела королевских епископств, которые, и это надо подчеркнуть, не всегда расположены исключительно на территории собственно королевского домена и которые часто вторгаются при помощи королевской власти в домены крупных вассалов.

И поскольку епископства и аббатства часто конфликтуют с династиями или местными сеньорами, более или менее независимыми от короля, поскольку не могут ждать материальной поддержки от очень слабой метрополии или очень далекого папы, их главы охотно поворачиваются к единственной светской власти, выражающей готовность им помочь[114].

И делают они это тем более охотно, что капетингская династия, энергично поддерживая свои права над церквями и требуя, порой бесцеремонно, уважения последних, выказывает себя хозяйкой твердой, но щедрой. Дары, принесенные монастырям и церквам королями, переполняют каталоги их актов. Кажется, никогда не иссякнет источник милостей, привилегий, даров деньгами и землей.

Добавьте к этому набожность государей, набожность действительную и искреннюю, уважение к духовенству, дружеский прием, который им всегда оказывается, и мы легко увидим, как сближаются, приходят на помощь друг другу король и церковники.

Итак, помогая церкви, завоевывая ее своей политикой, король делает из нее крупного феодала, богатого землей, деньгами, людьми, должного, как всякий добрый вассал, своему сеньору помощью и советом.

Феодальная служба церквей королевства королю включает частично службу, которую не всегда можно получить от светских вассалов. Известна история лысого анонимного священника, приведенная в истории Людовика VI Сугерия, вырывающего во главе своей паствы палисад, и пробивающего таким образом дорогу королевскому войску. С виду мелкий инцидент, но достаточно репрезентативный до того, что касается отношения церкви к борьбе Капетингов за то, чтобы королевская власть заняла в королевстве свое место.

Все это возможно только в связи с отношениями капетингских суверенов к главе этой церкви, к папе. Поведение чрезвычайно ловкое, в котором смешаны реальная независимость с некоторой непреклонностью, даже когда на деле уважались права, с крайним почтением, очень часто искренним и совершенно естественным расположением, которое ставит королевскую власть на сторону Святого престола, когда последний оказывается (и довольно часто) в опасности. А особенно важно то, что Капетинги избежали принципиальных разногласий. Они выжидали века, прежде чем сформулировать теорию взаимоотношений светской и духовной властей. Инциденты, произведшие на свет эти отношения, были для них всегда лишь инцидентами, которые можно ликвидировать при взаимопонимании, Во Франции не было борьбы инвеститур. Никогда не было трагических случаев вроде убийства Фомы Бекета в Англии. В общем, никаких настоящих кризисов в отношениях капетингского королевства с церковью и папой до конца XIII в. Так, всегда в добром согласии с главой церкви, капетингским суверенам, капетингской династии, не претендующим на права, которые церковь не была готова за ними признать, не перестающим наделять ее милостынями и привилегиями, удалось восстановить в свою пользу власть, которой обладали над клириками их предшественники Каролинги. И они в этом преуспели, так что в один прекрасный день церковь поняла, что обрела хозяина, но отдала себе отчет в этом слишком поздно, когда уже не могла сопротивляться.

* * *

Прежде всего кажется, что права капетингского суверена на народные массы королевства труднее всего уяснить. В самом деле, за исключением сельского или городского населения личного домена короля, повсюду между сувереном и его подданными — если можно употребить подобное слово в эту эпоху — находится целый ряд посредников, благородных или священников, делавших практически невозможным прямое вмешательство короля. Однако подобно ситуации с привилегированными классами, Капетингам к своему концу удалось распространить королевскую власть на крестьян и бюргеров, как если бы они были светскими или церковными феодалами.

Несомненно, чаще всего им приходилось дожидаться, когда они присоединят к своему домену земли и фьефы, на которых жили эти горожане и крестьяне, чтобы полностью осуществлять юрисдикцию над ними. Но скорость, с которой осуществилось это воздействие, ничего не объясняет, если не допустить, что еще со времен, когда королевство заключалось в ограниченном домене, король уже имел право управлять третьим сословием, право, о существовании которого это сословие могло вспомнить. К несчастью, как сказал Люшер, «за редкими исключениями у городского и сельского люда нет истории до начала XII в.»