Канун трагедии - [3]

Главными противниками мира и ответственными за развя­зывание Второй мировой войны объявлялись наряду с Герма­нией Англия, Франция и США. При этом из содержания ряда трудов, изданных в СССР в те годы, вытекало, что США и анг­ло-французские лидеры были даже в большей степени ответст­венными за развязывание войны, чем гитлеровское руководст­во нацистской Германии. Этому способствовали объективные обстоятельства, связанные с историей Мюнхенского соглаше­ния в сентябре 1938 г. (между Германией, Англией, Францией и Италией), которое служит и по сей день неким символом поли­тики умиротворения агрессора, давшего Гитлеру зеленый свет для оккупации Чехословакии, поставившего СССР в положе­ние изоляции, а советские руководители утвердились в своем постоянном опасении сговора капиталистических держав за спиной и против Советского Союза.

В литературе послевоенного времени отрицалось существо­вание секретных протоколов к советско-германским дого­ворам августа — сентября 1939 г. Ни слова не говорилось о каких-либо упущениях, а тем более об ошибках советского по­литического и военного руководства. В целом советская исто­риография начальной фазы Второй мировой и кануна Великой Отечественной войн вписывалась в идеологические стереоти­пы того периода.

После 1956 г. и разоблачения культа личности Сталина в советской историографии наметились изменения, которые коснулись и оценок предвоенного периода. В официальной пропаганде Сталину инкриминировались необоснованные ре­прессии против руководящих кадров Красной Армии, что су­щественно ослабило ее мощь накануне нападения Германии на Советский Союз. Хотя и весьма осторожно, но некоторые авто­ры заговорили также об ошибках Сталина, игнорировавшего многочисленные предупреждения в начале 1941 г. о предстоя­щем нападении Германии на Советский Союз. В наиболее кон­центрированной форме эта позиция была изложена в неболь­шой книге историка A.M. Некрича "22 июня 1941 г."⁶, хотя в большинстве случаев выводы автора не выходили за рамки то­го, о чем говорилось на проходившем за несколько месяцев до ее опубликования XXII съезде КПСС.

Но ситуация в Советском Союзе в этот период снова нача­ла быстро меняться. Неосталинистские тенденции довольно ак­тивно набирали силу, фактически было наложено табу на кри­тику внешнеполитических вопросов, и соответственно оценки периода 1939— 1941 гг. оставались без изменений.

Ввиду сохраняющейся недоступности многих материалов из советских архивов новые серьезные исследования не прово­дились и в основном выходили в свет коллективные обобщаю­щие труды, в которых проблемам предыстории Великой Отече­ственной войны уделялось незначительное внимание. К тому же обстановка холодной войны идеологически подкрепляла об­щий враждебный настрой к странам Запада, что соответствен­но отражалось и на трактовке событий истории международ­ных отношений XX столетия в целом и истории Второй миро­вой войны, в частности.

В то же время в западных странах публиковались новые труды по этим вопросам. В работах английских и французских историков особый интерес был направлен на предысторию и историю Второй мировой войны, а собственно советская поли­тика в 1939— 1941 гг. в серьезном плане не исследовалась, пре­жде всего ввиду недоступности советских архивов⁷. В издавае­мых сводных трудах западные авторы придерживались уже из­вестных оценок, имевшихся в зарубежной историографии в прошлом. Они исходили из существования секретных протоко­лов к пакту Молотова — Риббентропа, которыми объясняли "экспансионистские действия" Советского Союза в отноше­нии Польши, Прибалтики, Финляндии.

В то же время можно констатировать, что в указанных трудах не было введено в научный оборот каких-либо серьез­ных новых массивов документов, касающихся политики Англии, Франции, США, Германии и других стран. Соответст­венно западные авторы глубоко не исследовали взаимосвязь различных факторов в советской политике, в частности взаи­модействия идеологии и Real Politic, что они широко применя­ли, например, в отношении анализа советской политики в годы холодной войны.

Принципиально иная ситуация в изучении истории Второй мировой войны, в том числе и 1939— 1941 гг., возникла с конца 80-х годов. В период кардинальных перемен в Советском Сою­зе начался пересмотр многих проблем истории Советского Союза, в том числе и в области внешней политики и междуна­родных отношений. И снова неожиданно для многих в центре ряда дискуссий оказалась история советской внешней полити­ки в 1939— 1941 гг. Прежде всего возник вопрос о секретных протоколах к советско-германскому договору от 23 августа 1939 г., существование которых отрицалось в течение несколь­ких десятилетий. Но в итоге советское правительство признало их наличие и аутентичность⁸.

Ранее мировое академическое сообщество имело в своем распоряжении тексты этих протоколов, извлеченные из гер­манских архивов и опубликованные в США в сборнике "Наци- стско-советские отношения" еще в 1947 г.⁹ В качестве одного из аргументов для опровержения подлинности протоколов совет­ские идеологи и историки использовали то, что в немецких ар­хивах не было якобы подлинной подписи Молотова на русском языке.