Кантонисты - [30]

Ослушники предавались проклятию в сем мире и в царстве небесном; отлучались от синагоги и от общины; строго, под страхом того же «херема», запрещалось всякое общение с ними, оказание им какой-либо помощи и прочее и прочее. Текст «херема», страшный сам по себе, оглашался в синагоге и для большего устрашения обставлялся с необыкновенной торжественностью.

Раввин в молитвенном облачении, окруженный своими помощниками и почтеннейшими членами кагала, произносил анафему с амвона при раскрытых свитках Торы и при горящих черных восковых свечах. Чтение проклятия сопровождалось трубным звуком рога («шойфер»).

Таким образом, «херем», введенный в древние времена и действовавший в течение двух тысячелетий как орудие против еретиков, силой обстоятельств стал орудием экономического давления.

Рядовые евреи жаловались властям на незаконные действия кагала, но к непокорным старшины применяли репрессивные меры.

Справедливости ради надо сказать, что в кагальные руководители попадали и честные, бескорыстные люди. Быть кагальным старостой значило быть разбойником или мучеником — середины здесь быть не могло. Кагальный староста должен был выносить плач бедняка, у которого за неуплату подати отняли последнее одеяло, служившее защитой от холода его нагому семейству. Кагальный староста должен был выносить вопль вдовы, у которой взяли в рекруты единственного сына; он должен был переносить преследования богатых, если как-нибудь затронул их дальнюю родню по взысканию податей или других повинностей. Кагальный подвергался преследованиям начальства, если из жалости к своей неимущей братии вздумал остановить открытый грабеж еврейских откупщиков, грабивших бедноту.

Кагальные притеснители обижали и наживались на горе и слезах других. Если же у кого из них в груди было сердце, а не камень, то такие страдали от творившихся несправедливостей и беззакония.

Кагалы были упразднены в 1844 году, но не потому, что ропот еврейских масс был велик, а потому что правительство стремилось «слить» евреев с прочим населением. Возможно, что упразднение кагалов привело бы к культурному сближению с местным населением, если бы подчинение евреев общим учреждениям произошло на равных с христианами правах. На самом же деле оказалось не так. Официально кагал был уничтожен, управление делами перешло в ведение дум и ратуш, но гражданская оторванность осталась прежней, потому что круговая порука евреев за поступление податей и за сдачу рекрутов не была отменена. Рекрутская повинность была особенно тяжела, и в этом отношении оставшиеся заправилы бывшего кагала, сдававшие еврейских рекрутов, допускали самое ужасное насилие. И только с введением закона о всеобщей воинской повинности евреи были уравнены в правах с христианами, и общинные заправилы окончательно сошли со сцены.

Трехмиллионная масса евреев в Западном крае была расселена в основном по многочисленным местечкам. Местечко — это что-то среднее между деревней и городком. Домики в них скорее всего были похожи на конуры; в окнах вместо выбитых стекол торчало тряпье. В любом местечке базар и синагогальный двор были двумя центрами, где происходила вся деятельность. На базаре еврей искал «парносе», то есть пропитание для своей семьи. В синагоге он молился, находя там удовлетворение своим духовным потребностям. За неимением публичных учреждений, местечковая синагога служила также местом сходок, где решались общественные дела, как например, выборы должностных лиц — раввинов, канторов или руководителей кагала. Утром и вечером после молитвы происходили разговоры на общие темы. Синагога служила также клубом, политическим центром, где обсуждались события дня и мировые проблемы.

Вся власть в местечке была сосредоточена в руках станового пристава. В своем административном центре это был абсолютный властелин; он мог наказывать и миловать, творить суд и расправу по личному усмотрению. Одним словом, для местечковых евреев становой пристав был олицетворением высшей власти.

К достоинствам становых приставов, с точки зрения обывателей, надо отнести то, что они не стесняли в отношении городского благоустройства и гигиены, предоставляя это частной инициативе и действию времени. Дома строились где и как кому заблагорассудится. Скотобойня обычно находилась в центре базарной площади, откуда раздавался рев связанных и сваленных для убоя животных. Из бойни текла грязная кровь. Прямо на улицу выбрасывались внутренности, распространявшие вокруг нестерпимую вонь. И вся эта пакость валялась нетронутой до тех пор, пока спасительный дождь не смывал ее.

Что касается просветительных учреждений, то в местечках они совершенно отсутствовали. Единственным видом просвещения были хедеры в большом количестве, так как поголовно все мальчики в возрасте 5-12 лет обязательно обучались в них. Бедняк продавал иногда последнюю вещь, но не оставлял своего сына невежественным, потому что невежду все презирали. В хедерах предметами преподавания были молитвы, Пятикнижие и Талмуд.

Судебная власть в местечках была представлена раввинским судом, где решались все денежные, супружеские и вообще всякого рода споры. В нем преобладало примиренческое начало и справедливость над строгой законностью. Отсутствие всяких формальностей и стеснительных процессуальных правил, преобладание в системе доказательства не письменных актов, а наиболее доступных для простого народа свидетельских показаний и присяги привлекали к нему народную массу и сделали раввинский суд дешевым, скорым, общедоступным и справедливым судом для всех, кто к нему обращался. В этот суд с полным доверием обращались часто и местные христиане в своих спорах с евреями, учитывая волокиту и взяточничество судей и судейских чиновников.