Кант: биография - [82]

Вы единственный, кого я должен благодарить за счастливое изменение моих обстоятельств, перед кем я в долгу за самого себя. Если бы не Вы, я бы и сейчас, подобно многим моим собратьям, тащил на себе бремя предрассудков, вел бы жизнь ниже звериной. Я был бы никем[663].

Мы можем извлечь много свидетельств того, насколько хорошо Герц был знаком со взглядами Канта, из дальнейшей переписки между ними.

Герц повлиял и на еврейское сообщество в Кёнигсберге, поскольку он вдохновлял других изучать современные языки и знакомиться с нееврейской литературой. Кажется, он даже смог убедить «еврейских красавиц», что на туалетном столике элегантно будет смотреться томик «Метафизики» Баумгартена[664]. Переехав в Берлин, в конце семидесятых Герц энергично популяризовал там философию Канта. Таким образом, он стал одним из главных ранних последователей Канта[665]. Тем не менее, как и Гердер и некоторые другие из ранних студентов Канта, он не одобрил его зрелые философские взгляды.

В конце 1769 года Кант получил «приглашение» из университета Эрлангена, маленького прусского учебного заведения вдалеке от Кёнигсберга. Ему предлагали возглавить кафедру теоретической философии (логики и метафизики). Должность хорошо оплачивалась. Кант дал предварительное согласие. 13 декабря 1769 года он получил официальное предложение. Следовало принять окончательное решение, и тут он отказался. Как объяснил он сам:

Новые и многообещающие заверения, появившаяся близкая возможность вакансии на место, привязанность к родному городу и довольно широкий круг знакомых и друзей, но главным образом слабое здоровье настолько препятствуют в моей душе намечавшемуся предприятию, что я надеюсь обрести покой лишь там, где я его, правда в трудных обстоятельствах, до сих пор всегда находил[666].

Это звучит не только как решение не ехать в Эрланген, но и как максима оставаться в Кёнигсберге. Он выдумал «недостатки характера», которые, как он надеялся, простят ему в Эрлангене (и, конечно, в Берлине), но очевидно, что сам он смирился с отсутствием у себя духа приключений и был более чем рад остаться на месте и быть тем, кем он был, гражданином Кёнигсбергского университета.

Литературный кружок: «Комедия в пяти действиях»

Возможно, благодаря проживанию в доме книготорговца Кантера Кант стал частью «образовавшегося там литературного кружка, которому мир может быть обязан рядом размышлений»[667]. Он еще назывался «ученым обществом» или «ученым кружком». Гиппель говорил, что его постоянными членами были генерал фон Лоссов, бывший председателем, баронесса Тиле (президент кружка), магистр Кант, герр и фрау Якоби и мастер монетного двора Гёшен. «Внештатных членов было не счесть»[668]. Гиппель утверждал, что посетил только одно заседание общества. Некоторые члены общества встречались и в более неформальной обстановке, вне регулярных встреч, и с другими друзьями. Гиппель так или иначе был знаком с большинством из них, если не со всеми. Ироническую дистанцию Гиппеля от этого общества можно объяснить, по крайней мере до некоторой степени, тем, что сам он принадлежал к более тайному и более политизированному масонскому клубу. Кант не пополнил ряды масонов, но многие его друзья были масонами.

«Литературные общества» были очень популярны в Германии в последней трети XVIII века. Большинство из них напоминали расширенные и более официальные версии обществ книголюбов, которые также существовали по всей Германии. В отсутствие публичных библиотек они образовывались по той причине, что книги и журналы были относительно дорогими. Члены общества книголюбов читали гораздо больше книг, журналов и газет, чем в ином случае могли бы себе позволить. Их главным преимуществом были совместные подписки, но не менее важными были и литературные дебаты. Конечно, не всякое чтение было литературным. Члены клубов приобретали и практические знания, что также было немаловажной частью их миссии. Общества книголюбов «характеризовались демократической организационной структурой, высшей властью обладало общее собрание, обычно проводившееся ежемесячно. Как правило, вдобавок к общему собранию существовал избираемый комитет, состоявший из председателя, казначея и секретаря»[669]. Общества зиждились на эгалитаризме. Класс и ранг считались несущественными, хоть и не всегда обходилось без их влияния. Это было Просвещение на практике – серьезное дело, иначе говоря. Генриетта Герц (1764–1847), жена Маркуса Герца, писала впоследствии, что «тогда читали иначе, чем сейчас». Читали «в обществе». Покупали меньше литературных произведений и читали вместе, обсуждая прочитанное друг с другом. «Стояла цель образования себя (sich zu bilden) – сейчас это слово звучит почти что смешно»[670]. Поскольку все хотели именно этого, образованные мужи и даже знаменитые ученые не считали, что их статусу что-то повредит, если они будут учить тех, кто хочет учиться. «Часто они попадали в весьма смешанные социальные круги, которые наши сегодняшние ученые посчитали бы достойными только своих студентов и других ученых»[671]. То, что Кант счел необходимым принять участие в таком предприятии, показывает, насколько серьезно он воспринимал задачи Просвещения. По всей видимости, не случайно, что его студент и друг, муж Генриетты, тоже принимал участие в такого рода деятельности; но, возможно, случайно то, что берлинские литературные общества, особенно связанные с Генриеттой и Маркусом, привлекли до сих пор гораздо больше внимания, чем то, в котором участвовал Кант.