Кант: биография - [81]
Кант продолжал очень много преподавать. Он пытался научить студентов философствованию, но не собирался систематически учить студентов истине. В «Уведомлении о расписании лекций на зимнее полугодие 1765/66 года» он утверждал, что скептический метод лучший в философии[653]. Он говорил возможным студентам, что собирается учить их не философии («это невозможно»), а скорее учить философствовать:
Характерный метод обучения в философии – это метод цететический, как его называли некоторые античные [авторы] от zetein, то есть метод исследования, который лишь у более искушенного опытом разума становится в разных частях своих догматическим, то есть решающим[654].
Используя старую Пирронову характеристику скептиков как вопрошателей, которые «упорствуют в отыскивании», он открыто указывал в лекциях, что это самое наименование Секст Эмпирик употреблял, говоря о «скептическом способе рассуждения»[655]. И хотя Кант, кажется, не собирался отрицать, что философия может стать догматической, он и не утверждал, что она уже в значительной степени стала такой. Он был уже достаточно убежден в причинах того, почему метафизика «еще остается столь несовершенной и недостоверной». Философы неправильно понимают свой характерный метод. Он не синтетический, как обычно полагают, а аналитический[656]. Это так же верно для метафизики, как и для этики. В самом деле, Кант утверждал, что хотя у этики репутация лучше, чем у метафизики, она столь же несовершенна. Она может казаться более обстоятельной, потому что человеческое сердце или чувства подсказывают нам, что верно, а что нет, прежде чем мы успеем об этом подумать. Однако эти различия не проводятся достаточно ясно. Поэтому следует относиться к этике с тем же скепсисом, что и к метафизике.
Кантовские лекции по метафизике начинались с краткого введения в «эмпирическую психологию», за которым следовало обсуждение материальной природы. Потом он переходил к онтологии как «к науке об общих свойствах всех вещей» и различию между нематериальным и материальным бытием, уделяя особое внимание рациональной психологии. Наконец, он рассматривал причину всего сущего или «науку о Боге и мире». Порядок был продиктован педагогическими соображениями Канта. Молодых студентов следовало сначала познакомить с конкретными вопросами, представлявшими интерес для всех, и только потом – с более сложными абстрактными метафизическими теориями. Кант считал, что здесь содержится дополнительное преимущество: студент, который потеряет интерес после эмпирической психологии, по крайней мере узнает хоть что-то полезное для жизни[657]. К логике, согласно «Уведомлению», можно подходить двояко – как к критике вместе с предписанием здравого смысла или как к критике и предписанию учености. Кант утверждал, что подходит к логике первым из этих двух способов, так как он может быть полезен в повседневной жизни студентов. Моральная философия имеет дело не только с тем, что следует сделать, но и с тем, что действительно имеет место. У нее имеется антропологический базис, касающийся природы человека, которая «всегда остается той же». Физическая география имеет целью дать студентам знание географии в самом широком смысле слова и тем самым помочь им понять свое место в мире. Все лекции имели четкую практическую педагогическую цель. Кант утверждал, что стремится внести изменение в жизнь своих студентов, научить их чему-то полезному. Поэтому он хотел, чтобы они могли его понять.
Одним из самых важных его студентов в 1764–1769 годах был Маркус Герц (1747–1803). Он родился в Берлине и был сыном синагогального писца. После изучения Талмуда он приехал в Кёнигсберг в 1762 году, чтобы стать учеником в доме Иоахима Мозеса Фридлендера, достаточно влиятельного банкира и торговца. В Кёнигсберге находилось одно из «самых больших, значительных и просвещенных еврейских сообществ в Северной Европе»[658]. При поддержке Фридлендера и остальных Герц поступил в университет. Его имя внесли в реестр университета 4 апреля 1766 года. Это не было само собой разумеющимся событием. Правила, позволявшие евреям учиться в университете без специального разрешения, были разработаны только в конце шестидесятых. Ни один еврей при жизни Канта не получил профессорской должности. Католики испытывали те же проблемы. Любопытно, что Кант позже поддерживал еще одного своего еврейского студента, который пытался получить должность на факультете медицины, но в конце концов вынужден был оставить эти попытка[659]. Герц начал ходить на лекции Канта в следующем семестре после «Уведомления»[660]. То, что он прослушал в 1766 году, вряд ли сильно отличалось от того, чему Кант учил в предыдущем семестре. Утверждают, что Герц «написал множество хороших стихотворений между лекциями Канта»[661] Сам он говорил, что изучение «языков и философии» в Кёнигсберге сопровождались «постоянной и непрерывной болью, подобной пытке». Он преуспел, лишь прилагая «огромные усилия»[662]. Он стал хорошим другом Канта и, вероятно, одним из самых близких его партнеров по философским дискуссиям в это время. Выражая Канту признательность, он позже писал:
