Кант: биография - [73]
Человек, сознающий характер в своем образе мыслей, не получил его от природы, а все время приобретает его. Можно даже считать, что утверждение характера, подобное своего рода возрождению, делает для человека незабываемыми известную торжественность обета, который он сам себе дает, и время, когда в нем произошло это преобразование и для него возникла как бы новая эпоха. – Воспитание, примеры и наставления вообще могут вызывать эту твердость и устойчивость в принципах не постепенно; они возникают как взрыв, сразу же следующий за отвращением к колеблющемуся состоянию, основанному на инстинкте. Быть может, немногие люди пытались совершить это преобразование до тридцати лет; еще меньше тех, кто прочно осуществил его до сорока лет. Стремиться стать лучшим человеком в отдельных проявлениях – тщетная попытка, ибо пока работают над одним впечатлением, гаснет другое; утверждение характера – это абсолютное единство внутреннего принципа образа жизни вообще[586].
Таким образом, характер – это не то, с чем мы рождаемся на свет или что может с нами случиться. Это наше собственное творение. Мы создаем или присваиваем себе характер, и иметь хороший характер – высшее нравственное достижение.
Мы представляем моральную ценность лишь в той мере, в какой у нас есть характер. Наш долг – формировать характер в нравственном смысле. Моральная психология Канта – это еще и психология характера. В самом деле, именно на характере сосредотачивает он свое внимание. Что бы ни случилось в сорок, это влечет за собой глубокие моральные последствия:
Единственным доказательством, позволяющим человеку сознавать, что у него есть характер, может служить только внутренняя правдивость перед самим собой, а также в поведении по отношению к другим, возведенная в высшую максиму[587].
Таким образом, судить о характере мы можем в первую очередь согласно максиме правдивости.
Кант предлагает множество вариаций на эту тему в лекциях по антропологии, утверждая, что только в сорок у нас начинает формироваться правильное представление о вещах, поскольку к сорока мы пережили различные жизненные ситуации. Раньше едва ли кто-то способен на верные суждения об истинной ценности вещей[588]. Также Кант подчеркивает, что сформировать характер можно только в том случае, если наша склонность интересоваться чем-либо достаточно сильна, но не настолько, чтобы превратиться в страсть. Все это, может быть, сложится к сорока годам. Характер требует зрелого рассудка. Любопытно, что Кант также считал, что именно в сорок сила памяти начинает ослабевать. Соответственно, к этому времени нужно успеть собрать всю пищу для размышлений. После сорока «мы не можем выучить чего-то нового, хотя можем расширить наши знания»[589]. Всего, что бы мы ни свершили после сорока в интеллектуальных вопросах, мы достигнем благодаря собранным прежде материалам и характерному суждению, которое формируется примерно к сорока годам. Это будет результатом наших знаний и нашего характера.
Характер построен на максимах. Но что такое максимы? В максимах Канта на самом деле по большей части нет ничего необычного – по крайней мере, как он их описывает в контексте антропологии. Это предписания или общие стратегии, которым мы научились у других людей или из книг и которые мы выбираем в качестве жизненных принципов. Они показывают, что мы рациональные существа, способные подчинять наши действия общим принципам, а не только душевным порывам. И все же, и это важно, Кант считал, что максимы не просто плод наших размышлений, преимущественно личных принципов, а вопрос общественных обсуждений. Кант настаивал, что беседы с друзьями о морали хорошо помогают прояснить наши нравственные идеи. В каком-то смысле максимы нас окружают; вопрос лишь в том, какие из них нам следует принять.
Максимы, кроме того, не ограничены моральным контекстом. Кант, кажется, считает, что хорошо иметь максимы для каждой ситуации. Жить по максимам, то есть жить принципиально, значит жить рационально. Максимы предостерегают нас от необдуманных поступков, бурных чувств и, как следствие, глупого поведения. Мы хорошо знаем это из работ Канта, но некоторых из нас может раздражать его настойчивое утверждение, что мы, собственно говоря, можем действовать лишь одним из двух взаимоисключающих способов – руководствуясь либо инстинктом, либо разумом – и что «будучи людьми, мы живем согласно разуму и потому должны ограничивать животные порывы максимами разума и не позволять никакой склонности становиться слишком сильной»[590]. В этом весь Кант. Настаивать на рациональности – это один из основных моментов у Канта, и не стоит ожидать, что в лекциях по антропологии он будет противоречить собственным опубликованным работам. Так что тут нет ничего удивительного.
Вызвать же удивление, по крайней мере у тех, кто читал недавние исследования по этике Канта, может то, что максимы должны быть относительно, а может быть, даже и абсолютно постоянными. Кажется, Кант не видит смысла говорить о максимах, которые принимаются лишь на время. Максимы, которые служат нам в определенный момент или лишь однажды, но в другой раз от них можно отказаться, это не максимы в кантовском смысле слова. Это не означает, что как только максима универсализируется, она просто становится универсально истинной, даже если я никогда больше не поступаю в соответствии с ней. Нет, это значит, что максимы – это такие принципы, по которым мы должны поступать все время. Это реальные принципы, согласно которым мы живем. Когда принимаешь что-то за максиму, нужно ей следовать. Таким образом, максима должна быть такого рода правилом, которое действительно можно исполнять, то есть она должна быть релевантной для нашей повседневной жизни, а не каким-то искусственным принципом. Так, «Всегда первым проходить в дверь» и «Никогда не есть рыбу по пятницам» – это максимы, но такие правила, как: «По пятницам, если будет светить солнце, на перекрестке будет лежать белый лист бумаги, а на дереве справа будет ровно пять листьев, я буду проходить на красный» – это не максима. Это не то «правило», по которому можно жить. Даже «Никогда не есть рыбу по пятницам» – это максима в кантовском смысле, только если сформулировавший ее человек обязуется следовать ей всю оставшуюся жизнь. Постоянство и твердость – вот необходимые характеристики максимы. Если однажды ее принимаешь, отказаться уже нельзя – никогда. По крайней мере, так считает Кант.
«Имя писателя и журналиста Анатолия Алексеевича Гордиенко давно известно в Карелии. Он автор многих книг, посвященных событиям Великой Отечественной войны. Большую известность ему принес документальный роман „Гибель дивизии“, посвященный трагическим событиям советско-финляндской войны 1939—1940 гг.Книга „Давно и недавно“ — это воспоминания о людях, с которыми был знаком автор, об интересных событиях нашей страны и Карелии. Среди героев знаменитые писатели и поэты К. Симонов, Л. Леонов, Б. Пастернак, Н. Клюев, кинодокументалист Р.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
Повествование о первых 20 годах жизни в США, Михаила Портнова – создателя первой в мире школы тестировщиков программного обеспечения, и его семьи в Силиконовой Долине. Двадцать лет назад школа Михаила Портнова только начиналась. Было нелегко, но Михаил упорно шёл по избранной дороге, никуда не сворачивая, и сеял «разумное, доброе, вечное». Школа разрослась и окрепла. Тысячи выпускников школы Михаила Портнова успешно адаптировались в Силиконовой Долине.
Автобиографический рассказ о трудной судьбе советского солдата, попавшего в немецкий плен и затем в армию Власова.
Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.
В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.