Кант: биография - [195]
Гиппель не смог избавиться от «хаоса бумаг», составлявшего его литературное наследие. Там были сотни страниц с заметками, наблюдениями и цитатами, компрометирующими обрывками информации и нелестными набросками о характерах его друзей[1513]. Друзья рассердились, сочтя, что эти бумаги ставили под сомнение характер Гиппеля. Он оставил большую по тем временам сумму в 140000 талеров. Как это можно объяснить, если не алчностью?[1514] Его скрытная натура и литературная эксплуатация дружбы перешли все границы с точки зрения почти всех его друзей.
Как если бы этого было недостаточно, обнаружилось и то, что он был большим гедонистом (Wohllüstling) и участвовал в разного рода сексуальных эскападах. Например, он нередко заставлял слуг бить его мокрыми полотенцами[1515]. Шеффнер, чьи «непристойные» стихи еще не канули в лету, счел необходимым отгородиться от Гиппеля, объясняя, почему он ничего не подозревал о сексуальных наклонностях Гиппеля или других его недостатках. Он, то есть Шеффнер, жил далеко, ничего не знал о его молодости и смотрел на него исключительно как на начальника. Со своей стороны, Гиппель сделал все, чтобы замести любые следы, которые могли бы позволить Шеффнеру сделать выводы о «его образе мыслей и действий». Он не был самолюбив и едва ли когда-либо выказывал свои недостатки. «Я никогда не находил в его доме никаких свидетельств его склонности удовлетворять свои половые потребности»[1516]. То, что Гиппель не мог быть его другом «в том смысле, в каком он уверял меня в своей дружбе, стало ясно только после того, как я увидел доказательства после его смерти и мне рассказали другие»[1517]. Гиппель разочаровал своих друзей. Он был меркантильным, лживым, скупым и помешанным на сексе[1518]. Усугубляло эти недостатки в глазах многих друзей то, что он так долго успешно скрывал их.
Пока Гиппель болел, Кант каждый день справлялся о его здоровье, но не навещал его. В день, когда старый друг умер, Кант сказал: «Это действительно печально для тех, кто близок к покойному, но пусть мертвые хоронят своих мертвецов», тем самым прервав любой дальнейший разговор о Гиппеле[1519]. Кант не принадлежал к числу тех, кто поносил Гиппеля, он продолжал называть его «близким» и «любимым» другом. Можно не сомневаться, что он всегда гораздо лучше осознавал сложную, даже противоречивую природу этого человека, который был столь же успешен в погоне за мирским успехом, как и в своей тайной карьере «бумагомарателя».
Гиппель всю жизнь оставался пиетистом, писал гимны, которые до сих пор можно найти в Gesangbuch протестантских церквей в Германии, но он также был масоном, придерживавшимся принципов Просвещения, и скептически настроенным автором сатир и комедий в стиле Стерна. В декабре 1793 года он писал Канту:
Как я тоскую по Вашему ученому обществу, которое, как Вы сами знаете, дает мне больше, чем все, что может дать Кёнигсберг, – этого я не смею Вам сказать, Вы и сами знаете, насколько глубоко я Вас почитаю. <…> Пока я болел, мне читали «Религию в пределах только разума». Поистине, бессмертное имя Иммануила Канта может без сомнений быть предпослано этой работе, которая способна принести и принесет так много пользы [1520].
Хотя Гиппель был верующим в том смысле, в котором Кант не был, он не видел в этой работе той опасности, которую видели в ней многие другие государственные деятели. Яхман попросил Канта в 1794 году использовать свое влияние на Гиппеля, «которого Вы можете убедить в чем угодно», чтобы добыть ему должность в Кёнигсберге. У Яхмана были основания полагать, что Кант действительно имел такого рода влияние на Гиппеля, поскольку он получил стипендию благодаря вмешательству Канта[1521].
Большая часть споров вокруг Гиппеля сосредоточилась на публикации его «Жизненных судеб по восходящей линии» (Lebensläufe nach aufsteigender Linie). В первом томе он активно пользовался записями лекций Канта по антропологии и метафизике. Вскоре после смерти Гиппеля некий Г. Флемминг в Гёттингене обещал доказать на основании сходства книги с опубликованными сочинениями Канта, что именно Кант – автор анонимных Lebensläufe, а также еще двух книг[1522]. Несколько позже Иоганн Адам Бергк ослабил это утверждение, выдвинув версию, что Кант написал только философские части книги. Кант понял, что надо ответить. В конце того же года он написал «Заявление об авторстве Гиппеля», указав, что не был ни автором, ни соавтором книги[1523]. Сходство между текстом Гиппеля и его собственными сочинениями объяснялось тем, что Гиппель пользовался записями, сделанными его учениками. Это не означало, что Гиппель занимается плагиатом. Лекции Канта – общественный товар, и любой, кто находит их полезными, может пользоваться ими так, как посчитает нужным. «Поэтому мой друг, который никогда отдельно не занимался философией, мог воспользоваться этими подручными материалами, так сказать, как пряностью, чтобы добавить вкуса для читателей, без требования дать отчет, раздобыл ли он их из соседского сада или из Индии»[1524].
Кант знал, что Гиппель был автором Lebensläufe, почти сразу после публикации книги, хотя в черновике своего заявления он утверждает, что никогда не затрагивал тему этих книг в разговорах или письменно, – но это потому, что он был чуток к нуждам Гиппеля. Поскольку Гиппель никогда ничего не говорил ему о книгах, и поскольку он считал, что того, кто хочет остаться инкогнито, в приличном обществе не нужно принуждать раскрывать себя, он уважал желания Гиппеля. Он знал, сколько его собственных мыслей вошло в
