Каноническое право. Древняя Церковь и Западная традиция - [86]
Исторически термин «союз», сравниваемый исследователями с еврейским термином b’rith, в иудаистской традиции означал не просто договор, контракт, но договор, равный по своей юридической силе кровному родству. По этой причине такой договор не мог потерять свою силу, даже если на то была взаимная воля сторон{Commentary… P.740.} (ведь кровное родство невозможно прекратить по взаимной воле родственников). Этой силой обладает завет между Богом и верным ему народом, этой силой обладает союз между мужем и женой. Тем самым подчеркивается суть этого союза как «духовного единства супругов» и возможность супругов путем такого обета создать союз, партнерство, требующее полной взаимной отдачи супругов друг другу{Commentary…P.740.}. Как видим, термин «союз» обладает юридическим характеристиками, не свойственными договору, который всегда может быть расторгнут по воле сторон.
Принятие термина «контракт» в терминологический оборот канонического права о браке произошло в Средние века, когда брак стал пониматься подобно тому, как он понимался в римском праве – как разновидность консенсуального контракта, порождающего соответствующие права и обязанности. Допущение римской контрактной конструкции в сферу канонического брачного права стало труднопреодолимым соблазном для канонистики – отныне при решении вопросов брачного права можно было находить ответы, используя развитый инструментарий римского контрактного права. В то же время это не давало возможности развития персоналистским тенденциям в понимании института брака. В Средние века данный вопрос не приобретал особую остроту в силу того, что персоналистские тенденции как таковые еще не давали о себе знать – для средневекового человека они были куда менее характерны, чем для современного. Однако в последующем возникла необходимость несколько сместить акценты, чтобы учесть очевидную реальность, которая не могла быть проигнорирована, иначе само каноническое право могло оказаться проигнорированным современным обществом.
Современное значение понимания разницы между союзом и контрактом усматривается исследователями в следующем. Канонистика традиционно выделяет два значения понятия брака – matrimonium in fieri («брак в стадии становления») и matrimonium in facto esse («брак в стадии существования в качестве состоявшегося»). Первое значение относится к акту создания брака, второе – к продолжающемуся существованию брака. Контракт учитывает скорее первое значение брака – акт его создания, т. е. акт заключения контракта, из которого возникают права и обязанности, подлежащие исполнению независимо от внутреннего состояния сторон контракта; в то время как при понимании брака как союза возникает больше возможностей учесть именно персональное отношение супругов к заключенному контракту и порождаемым им обязательствам. Другими словами, термин «союз» более приемлем в качестве средства создания партнерства всей жизни как предназначения брака.
Вопрос о предназначении брака волновал гениальные христианские умы на протяжении всей истории развития канонических положений о браке. Первое системное изложение понимания предназначения брака находим у Августина, согласно учению которого брак имеет тройственное предназначение: благо верности, благо потомства, благо таинства постоянства. Его объяснение данных благ предстает следующим образом: «Верность означает уклонение от внебрачных сексуальных отношений. Потомство означает, что ребенок воспринят в любви, выращен в привязанности, воспитан в религии. Таинство означает, что брак не разрывается, и супруг не оставляется»{Цит. по: New Commentary… P. 1235–1236.}.
Церковь следовала этим положениям на протяжении всей истории, но при этом менялась «иерархия ценностей» брака. До сравнительно недавнего времени (до второй половины ХХ века) рождение и воспитание потомства рассматривалось в качестве основной ценности брака, а те ценности, которые были направлены прежде всего ко взаимному благу супругов, рассматривались в качестве подчинённых этой главной цели. Такая позиция получила и каноническое закрепление: Кодекс 1917 г. устанавливал по этому поводу: «Первичная цель брака – порождение и обучение детей; вторичная – взаимная помощь и средство от похоти»{Кан. 1013 Кодекса 1917 г.}. В том же направлении рассматривалась и цель брачного согласия, которая, согласно Кодексу 1917 г. состояла в «вечном и исключительном праве на тело для действий, которые по своей природе направлены на порождение потомства»{Кан. 1081 Кодекса 1917 г.}.
В течение нескольких десятилетий, последовавших после принятия Кодекса 1917 г., в католической теологической мысли стали все более настойчиво высказываться мнения, согласно которым гораздо большая ценность должна быть признана за теми целями брака, которые в терминологии Кодекса 1917 г. получили характеристику в качестве «вторичных», и большее уважение должно быть проявлено к личностным аспектам супружеской любви и общности жизни. Реакция официального Ватикана на такие взгляды первоначально была отрицательной, и только положения Второго Ватиканского Собора подтвердили взгляд на брак как институт, в первую очередь преследующий цель взаимного блага супругов. Свое теологическое закрепление данный подход нашел в пастырской конституции о Церкви в современном мире
